вот и спрятался от солнца-то.
– А-а-а! – ещё сильнее заревела со страху Полуша.
Ржевский сдвинул брови:
– Маланья, что ты мелешь?
– Зря ты, батюшка, его в дом пригласил. – Кухарка покачала головой. – Зря. Теперь надобно дом освятить, чтоб упырю сюда хода не было.
«Так вот кого этот субъект мне напомнил», – вдруг подумал поручик, но кухарке возразил:
– Да почему упырь?! Обычный человек. Хоть и оригинал. Всё порывался на наши с Полушей ночные забавы посмотреть.
Кухарка неодобрительно вздохнула и стала убирать со стола посуду, ведь зарёванная Полуша ещё не скоро вспомнила бы о своих обязанностях горничной.
– Полуша, хватит, – мягко сказал Ржевский. – Этот господин сюда больше не приедет.
– А-а-а! – снова заревела Полуша и уткнулась поручику в грудь. Тот принялся утешать, и в итоге так получилось, что сегодня он выгулял своего жеребца, не выезжая со двора.
* * *
Время было уже далеко за полдень, когда Ржевский снова вышел на крыльцо, раздумывая, чем бы заняться до обеда, ведь выезжать на прогулку казалось уже поздно.
Рассеянно оглядываясь по сторонам, поручик вдруг увидел, что у забора в тени раскидистой яблони стоит чья-то гнедая кобыла под старым потёртым седлом и развлекает себя тем, что хватает с нижних веток крохотные недозрелые яблочки. Конюх, проходя мимо, крикнул, обращаясь к кобыле:
– Эй! Вон наш барин, – и только тогда стало ясно, что кучка соломы возле яблони – это голова какого-то малого. Он лежал под деревом, а теперь проворно вскочил и кинулся к Ржевскому, на ходу оправляя рубаху, подпоясанную верёвочкой.
– Барин, вам письмо, – с поклоном проговорил малый, доставая из-за пазухи мятый конверт.
– Ты сам чей? – спросил поручик.
– Бобричей, – в рифму ответил малый.
Бобричи были соседями Ржевского. С главой этого семейства – Алексеем Михайловичем Бобричем – поручик познакомился так же, как и с половиной своих соседей: случайно столкнулся по пути куда-то, обругал и вызвал на дуэль. Однако Бобрич оказался человеком миролюбивым, извинился и угостил шикарным обедом.
Позднее Ржевский посетил имение Бобричей, где был представлен жене Алексея Михайловича и двум дочкам, девицам на выданье – Машеньке и Настеньке.
Жена Бобрича показалась поручику очень даже ничего, но она явно хранила верность мужу, потому что обе дочки выглядели копией отца – настоящее бобриное семейство с той лишь разницей, что у бобров на мордах есть шерсть, а у Бобрича с дочками её не было.
Правда, дочки унаследовали не только черты отца, но и очарование матери. То, что в отце удивляло, в дочерях выглядело вполне мило, но поручик всё же не настолько любил бобров, чтобы плениться.
Сам Бобрич при всяком случае говорил, что на бобра почти не похож, хотя Ржевский, разглядывая его и портреты его предков, думал, что Бобричи своим видом поставили бы в тупик всех поклонников новомодной идеи, будто человек произошёл от обезьяны
