больше не бывала.
– Ни разу? Даже в Шантере[9]? До него же меньше дня пути!
– Даже в Шантере.
Он присвистывает, а потом спотыкается и впечатывает меня в стену.
– Извини! Ничего не видно.
Точно. Я лезу в карман и достаю простую зажигалку, которой зажигаю свечи в своей комнате. Щелкаю, и крошечный желтый огонек освещает лицо Эмерика.
– Так лучше? – Я вручаю зажигалку ему и продолжаю спуск.
– Замечательно.
Огонек за спиной делает мою тень на полу длинной и неестественной. Перья на маске выступают из головы рогами демона, и мне становится не по себе. Я отвожу взгляд, пока веду Эмерика мимо коробок и груд старых костюмов, беспорядочно хранящихся в подвале, к большому позолоченному зеркалу на стене в дальнем углу комнаты.
Мы становимся перед ним, и отражения его лица и моей черной маски чуть колышутся в свете зажигалки. Я прижимаю ладонь к холодному стеклу и давлю. Зеркало поворачивается внутрь, открывая крутые ступеньки вниз. Ледяная тишь подземного мира знакомо щекочет холодом ноги.
– Ты живешь там? – Эмерик подносит к проходу зажигалку, но света не хватает, чтобы пронзить тьму внизу.
– Боишься?
– Знаешь, если быть совершенно честным… – Он глядит мне в глаза. – Да.
– Не бойся. Я самое страшное, что тут есть, а я тебя вроде не беспокою.
– Пока что. – Он будто дразнит меня. – После вас, мадемуазель.
Я шагаю во тьму, а он спускается сразу за мной, пока мы не добираемся до подножия.
Он осматривает гранитный тоннель, паутину, свисающую с потолка, сырой пол под ногами.
– Прям уютненько тут.
– Сюда, – говорю я, и он идет за мной по тоннелям, следуя резким поворотам и длинным спускам, пока мы не добираемся до катакомб.
Хрупкие бурые кости вытянулись вдоль стен, и каждые несколько футов линия черепов и бедренных костей прерывается тяжелыми дверьми склепов, исчерченными старыми рунами.
– Кем были все эти люди? – Эмерик разглядывает один из черепов, когда мы проходим мимо, да так близко, что носом чиркает по его челюсти.
– Когда Шанн стал слишком многолюдным несколько десятков лет назад, их перенесли с кладбищ. Надо же было куда-то их деть.
– И было решено художественно разложить их под землей. Логично, – бормочет Эмерик, и мы доходим до моего склепа. Я распахиваю каменную дверь и завожу его внутрь. Свечи еще горят с тех пор, как я спускалась сюда прибраться, и мягкое сияние будто успокаивает его. Он гасит зажигалку и отдает мне, проходя мимо.
Я медленно вдыхаю через нос, а сердце подступает к горлу.
Я привела в свою комнату другого человека.
Эмерик останавливается и оглядывает все вокруг.
– Это тут ты живешь?
Я деловито прохожу мимо него к книжным полкам у дальней стены и листаю бумаги в поисках каких-нибудь нот.
– Да.
Я делаю вид, что мне все равно, но на
Город называется Chanterre. Terre (
