скривился, затем подождал, пока я закончу стенать, после чего сказал мягко и вкрадчиво:
– Знаешь, а я тебе почему-то верю. Вот только даже хорошие люди совершают ошибки, которые им приходится исправлять. А их обязательно надо исправлять! Ты со мной согласен?
– Да. Только человек изначально грешен и по-другому никак не может. Правда, можно покаяться и замолить свой грех или…
– Нет, Иван, нам не это надо. Ты же понимаешь, что нарушил закон, сбежав из тюрьмы. Понимаешь?
– Понимаю, что это большой грех, но я не могу там быть!
– Я знаю, что там… плохо, Ваня. Знаю и то, что ты не такой плохой человек, чтобы тебя там держать. Я верю тебе и хочу помочь. А ты мне веришь?
– Верю!
– Верь мне, Ваня, и у тебя все будет хорошо. Вот только для этого тебе надо будет кое-что для меня сделать. Ты же хочешь стать свободным человеком?
– Хочу! А что надо сделать? – я сделал заинтересованное лицо. – Только ежели надо убивать, то на это согласия своего не даю.
– Нет, ты чего! Никого убивать не надо! Дело, скажем так, не совсем простое, но для тебя труда особого не составит. Просто одному человеку надо записку передать. Тайно передать. Это все.
– Ежели так, то я смогу, – и я посветлел лицом.
Тот посмотрел на меня как на дурачка. Вместо того чтобы засыпать градом вопросов, этот недобитый сектант просто взял и согласился. На лице следователя появилось сомнение: стоит ли вообще связываться с этим придурком?
– Ваня, я же тебе сказал, что не все так просто. Этот человек находится в банде Левши.
– У бандитов? – я сразу изобразил на лице страх.
– Да, у них. Когда ты окажешься у бандитов, то надо незаметно передать ему записку, иначе будет плохо и ему, и тебе. Да ты и сам это должен понимать. Если у тебя все хорошо получится, ты поможешь многим людям, спасешь их от большой беды.
– Так значит, это богоугодное дело, – сказал я с задумчивым видом. – Грех не помочь хорошим людям. А как я там окажусь?
На лице следователя появилось кислое выражение. Ему хотелось прямого и точного ответа, а не библейских рассуждений верующего парнишки, как бы подразумевающих его согласие.
– Так ты согласен помочь советской власти? – в его голосе сейчас звучала суровость.
Сомнения следователя в отношении моей особы были написаны у него на лице. Что он перед собой видел? Крепкого, широкого в кости молодого парня, с ладонями-лопатами и по-детски наивными глазами. Что тот видел в жизни? Лес, а потом домзак! Конопля понимал, что из этого старовера получится такой же агент, как из дерьма пуля. Вот только отступать было некуда, а так появлялся шанс, что удастся выйти на след Левши.
Как и он, я, со своей стороны, пытался понять, что представляет собой следователь. Так я его называл по привычке, так как понял, чуть ли не с первой нашей беседы, что Макар Конопля, скорее всего, оперативник. Разбирается в людях, умеет работать
