так приятно по часу сидеть на горшке, купите себе личный унитаз, и поставьте его в вашей комнате напротив телевизора. Кто не выключил в ванне свет? Дармоеды! За всем я должна следить, за всеми всё выключать, проверять! Вовка, мерзкий пакостник, убирайся к себе со своим рыбным супом! Кто обязан нюхать эту гадость?
Бедные соседи, я им сочувствовала от всего сердца.
Почему дверь не закрыла? – раздался за спиной её голос, и она с шумом захлопнула дверь в свои апартаменты.
В квартире стоял удушливый запах терпких духов, пота и краски.
– Я открою окно.
– Ни в коем случае! – остановила она меня. – Свежий воздух вреден как мне, так и полотнам.
– Меня сейчас стошнит, – призналась я, – прикрывая ладонью нос. – На улице жара, а у вас всё закрыто наглухо, надо же проветривать помещение.
– Мне не надо, свои советы оставь при себе, ты что Минздрав? Привыкнешь, – сухо ответила она, сбрызнув духами комнату, – от чего я чуть не потеряла сознание, поспешно выбежав в общий коридор. Когда приступ дурноты прошёл, всунув в рот ментоловую конфету, я вернулась в комнату. Она курила в форточку.
– Я не знала, что вы курите.
– Это с войны. Ты многого не знаешь и узнаешь ли?
– Кто это? – спросила я, рассматривая картины на стенах.
– Это мои покойные мужья. «Галерея смерти» – я писала каждого из них. В молодости мечтала стать знаменитой художницей. Потом война, смерть мужа, ребёнка. Единственного моего ребёнка. Если бы не твой отец, я бы покончила с собой, ещё тогда, а потом,… – она грустно улыбнулась, замолчав на полуслове. – Дядю Беню помнишь? Я любила его больше всех. Он тяжело умирал, – она заплакала.
У меня от боли и жалости сжалось сердце. Я обняла её. Оказывается, я о ней ничего не знала.
– Ириш, я зря прожила жизнь. Пусто. Мне восемьдесят один год ни детей, ни внуков. Одна, как перст. После смерти моего Бенечки я трижды выходила замуж и все они меня покинули. Последний мой супруг умер год назад. Я больше не хочу замуж, не хочу хоронить. Я слишком стара, чтоб терять вновь и вновь. Я устала и хочу умереть, хочу к Бенечке. Почему Бог так долго держит меня на этом свете, я ведь никому не нужна?
Мы плакали. Бедная моя, бедная, одинокая тётушка. Я была готова её удочерить, забрать к себе. Увезти от горя, одиночества и воспоминаний.
– Муся Аркадьевна, вас к телефону приятный мужской голос, – прокричала соседка.
– Владимир Иванович, друг мой сердечный, как же, как же всё помню. Конечно, жду. Обязательно приходите. Нет, не помешаете. Ко мне приехала внучка моей сестры, но она уже уходит, да ей на поезд. Не волнуйтесь. Да, жду. До встречи, дорогой мой, – раздавался её счастливый голосок из коридора.
«Горбатого – могила не исправит», – подумала я и отчётливо поняла, что моя тётушка, в скорости, сходит замуж ещё разок.
Через час, сославшись на неотложные дела, я с ней
