ко вдохам и выдохам.
– Ева? – мамин голос раздался так неожиданно, хоть и очень тихо, что я подскочила.
Наверное, из ванной. Я же все убрала, она не может ничего подозревать, верно?
Я вжалась в подушку и прислушивалась к звукам за пределами комнаты. Все было тихо.
Предприняла еще одну попытку заснуть, но сердце эхом билось в матрас и сводило меня с ума.
Самым верным решением теперь было встать и отварить ромашку с мелиссой либо пустырник, взять какую–нибудь книгу и сидеть с ней, пока не подействуют таблетки.
Что-то они сегодня долго. Должно быть, из-за сильного перевозбуждения.
Когда я встала, стены немного кружились. Я включила свет и стала искать в коробке книгу, с которой мне бы хотелось провести ближайший час.
Когда мои руки наткнулись на обложку книги, которую давал мне Адам, я беззвучно закричала и отскочила в сторону.
Книга снова упала на пол, и из ее корешка текла… кровь. Я готова поклясться, что это была кровь.
Они точно что-то мне подмешали. Употребляют наркотики, а потом говорят, что существуют высшие сверхъестественные силы. Мне, по крайней мере сейчас, хватает рассудка, чтобы понимать, что все это – галлюцинация.
Где-то на задворках сознания копошились мысли о том, что надо бы постараться не разбудить маму.
Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов с резкими выдохами.
Когда я посмотрела на пол, там лежал сборник стихотворений Бродского. Ничего необычного, но это я бы читать сейчас точно не стала, станет еще тоскливее. Бросив книгу назад в коробку и отправившись на кухню, я поняла, что в принципе не хочу больше прикасаться к каким бы то ни было книгам сегодня.
– Ева.
Так, интересно, мама зовет меня на самом деле или это мне тоже кажется?
В груди разгорелся какой–то неприятно–томительный жар, от которого кружилась голова.
Несмотря на свое состояние, я решила проверить маму, надеясь, что она ничего не заметит.
В комнате ее не было. Значит, она все же в ванной. Наверное, я что-то забыла убрать. Обычно, в каком бы я ни была состоянии, таких оплошностей со мной никогда не случалось.
В ванной горел свет, почему–то издалека отдававший красным, и когда я заметила это, мне стало не по себе.
Под дверью замаячила тень, и я напряженно ждала, когда мама снова меня позовет, но она не звала.
Я потянула дверь на себя за ручку, вглядываясь в то, что могло бы вызвать это странное красноватое свечение, и пришла к выводу, что и это тоже бред.
Как и тень. Мамы не было и здесь.
Но где же она тогда?
– Ева.
Позвонили в дверь в то же время, в которое было произнесено мое имя, и голос я бы точно никогда уже не распознала, если бы не отчетливое воспоминание, принадлежавшее не мне, как будто чужое, но дарованное кем–то (а может, и ниспосланное проклятием).
Странные
