Трофей… турецкий.
Капрал все еще морщился, но совсем отказываться от предложения не стал.
– Обычно я курить табак. Я нюхать табак не так часто, как русские, – ответил он, предусмотрительно доставая из обшлага рукава большой белый чистый платок с кружевами. Скрупулезно протер им себе нос. И лишь после потянулся к рожку, взяв крохотную щепотку табака.
– Не боись, Юрген, бери больше, а то не продерет, – с появившимся после приема табака чувством просветления советовал поручик.
Послушав поручика, капрал с осторожностью взял табаку больше, высыпал на боковую сторону кисти другой руки и поочередно каждой ноздрей вдохнул его.
– Не спеши чихать. Почувствуй аромат, – подсказывал Минский.
Капрал задержал дыхание, поднял голову и прикрыл глаза в предвкушении обещанного удовольствия. Вдруг в этот момент с плаца послышались вопли рекрута, раздетого до исподнего и получившего первые удары хлыстом. И тут немца разорвало чихом. Да так сильно и продолжительно, что поручик, обеспокоенно глядя на него, на вздрагивающие бесконтрольно тело и руки, стал переживать, как бы сей затянувшийся чих не закончился для немца беспамятным состоянием. Наконец, отчихавшись в искомканный, теперь уже влажный платок, капрал с трудом перевел дыхание.
– Жив, Юрген? – пытаясь понять состояние капрала, беспокоился Минский.
Немец выпученными, прослезившимися глазами, с дико расширенными зрачками, уставился на поручика и в ответ лишь кивнул головой.
Поручик выдохнул с облегчением.
– Ну и табачок у тебя… Яков, – выдавил из себя с хрипотой капрал.
– Хм… Что верно, то верно. Табачок-то отменный, из бычьих рогов.
Немец продолжал таращить глаза, утирая платком все лицо.
– Правду в народе нашем сказывают: что русскому хорошо, то немцу – смерть.
От услышанного Юрген сжал тонкие губы, высокомерно задрал голову и недовольно ею повертел:
– Это не есть правда, Яков… Я пил русскую водка, много пил. И я остался жив… Скажи мне, Яков, откуда ты?
– Я-то?.. С флота Азовского…
Юрген с пониманием качнул головой и лениво перевел взгляд на плац, где закончилась порка юного рекрута. Тот, утирая слезы и слюни, сполз с деревянного козла, с трудом оделся, накинул полушубок и с опущенной головой, шмыгая носом, вернулся обратно в строй. Немец насупил брови и, тяжело выдохнув, с отчаянием произнес:
– Это подлое мужичье меня сводить с ума.
– Темные они, Юрген, – объяснил поручик, пряча рожок с табаком в карман.
– Хм… Темные? Почему темные? – не понял немец.
– Народ темный, говорю. Где право, где лево – сея азбука им не ведома. Вот про десницу там али про шуйцу они знают… – начал было объяснять поручик.
– Что есть десница? – поинтересовался Юрген. – Что есть шу-ца?..
– Шуйца, –
