Пантелеймонович, боже мой, что же вы стоите? Скорее, вызывайте педиатра и дайте мне ребенка!
Пока она осторожно обрабатывала ребенка своими старческими, но опытными руками, Воскобейников снял трубку прямого телефона, соединявшего отделение патологии с дежурным педиатром.
– Дежурная? Из патологии вас беспокоят. У женщины выкидыш, но ребенок пока жив, подойдите, пожалуйста.
Детский врач, появившаяся через несколько минут, с сомнением оглядела ребенка.
– Скорей всего она не выживет, но мы сделаем, конечно, все, что можно. А Кузьмич что, опять выпил? Давно надо на него рапорт писать.
– Не надо, милая, не надо, он хороший человек и пьет по болезни, – ласково возразила Анна Игоревна, – а девочку вы уж постарайтесь выходить в своем инкубаторе. Инга, бедненькая, так надеялась в этот раз, и Андрей Пантелеймонович тоже совсем не в себе был. Я как увидела, что он стоит с ребенком – сам не свой, будто ума решился…
– Боже мой, так это ваш ребенок, Андрей Пантелеймонович? Простите, я ведь не знала. Конечно, мы все, что можно сделаем.
Воскобейников досадливо поморщился, но не стал возражать – какая разница, в конце концов. Когда девочку унесли, он велел Анне Игоревне разбудить санитарок и перевезти Ингу и Ольгу в палаты. Уложив спящую жену на кровать и укрыв ее одеялом, Андрей Пантелеймонович прилег на поставленный для него в палате диванчик. Его физические и нравственные силы были на исходе, поэтому на мозг сразу навалился какой-то густой, беспробудный туман.
Ольга чувствовала, как ее перекладывают на каталку и перевозят в палату. Люди около нее тихо переговаривались, но слова их у нее в голове никак не складывались во фразы и не доходили до сознания. Она очнулась только под утро и сразу дотронулась до живота, ощутив под рукой давно забытую пустоту. Ей стало вдруг страшно и горько, невыносимо захотелось плакать и громко кричать. В палату вошел пожилой врач, который ее принимал и заполнял историю болезни. Лицо его было осоловевшим и сильно опухшим.
– Очнулась? Все в порядке? Тебя когда на выписку подготовить, когда за тобой придут?
– Не знаю, – она растерянно взглянула на него, и он, пожав плечами, вышел.
Иван Кузьмич попытался дозвониться до Муромцевой и узнать, что же делать с девочкой, которую она накануне велела ему оформить, но Людмила, придя домой, отключила телефон и приняла сильнодействующее снотворное, чтобы забыться, поэтому в трубке шли бесконечные, длинные гудки.
Андрея Пантелеймоновича разбудили голоса. Анна Игоревна говорила:
– Звонила я сейчас в детское – жива ваша девочка, пока состояние стабильное. Может, бог даст, выживет.
Он открыл глаза – было светло, и на стене напротив него весело золотился солнечный луч. Старушка Анна Игоревна стояла рядом с Ингой, и морщинистое лицо ее лучилось счастьем. Сама Инга сидела на кровати, натягивая на себя простыню, и плакала, но плач ее был счастливым:
– Она выживет, я
