вышел из палаты, и, спустившись по лестнице, прошел в морг, кляня про себя Анну Игоревну за ее несусветную глупость. Надо же было этой старой дуре так нелепо вмешаться! Но делать было нечего, Андрей Пантелеймонович разыскал тельце своей дочери и снял с затвердевшей уже ножки бирку с надписью «девочка Воскобейникова». По дороге обратно он нос к носу столкнулся со встревоженным Иваном Кузьмичом.
– Андрей Пантелеймонович, миленький, не знаете, как мне Люду разыскать? Телефон дома не отвечает. Что мне делать с этой девочкой, которую она вчера просила оформить с угрозой выкидыша? Историю-то болезни она заполняла.
– Иван Кузьмич, дорогой, ну что я могу знать про ваши с Людой дела? Оформите девочку на выписку, наверное, за ней скоро приедут. Я так думаю, во всяком случае.
Андрей Пантелеймонович посмотрел на часы – Виктория должна была приехать еще в семь, но был уже девятый час, а ее все не было. Он хотел, было, позвонить ей, но раздумал – в ординаторской уже суетились санитарки, и с любопытством на него поглядывали. Благодаря стараниям Анны Игоревны уже все отделение знало, что у Инги родилась недоношенная девочка, которая еще жива, хотя надежд практически нет никаких. Воскобейников зашел к Инге, поцеловал ее и, сказав, что ему нужно на работу, поехал к Виктории.
Сестра открыла дверь, и лицо ее было встревоженным.
– Андрюша, как ты? Пойдем в столовую, расскажи, – она хотела взять брата за руку, но он ее раздраженно оттолкнул.
– Ты почему ты не приехала за Ольгой? Ты должна была быть в больнице в семь часов.
– Я думала, что Людмила все сделает, и сама ее заберет.
– На нее сейчас можешь не рассчитывать – она в ужасном состоянии и совершенно не в себе. Ты и представить себе не можешь, что произошло – девочка Ольги родилась живой.
– Как это… живой? У нее же срок…
– Не знаю как, я уже ни о чем думать не могу! Еще эта выжившая из ума дура Анна Игоревна растрезвонила по всему роддому, что это ребенок Инги. Все теперь так и думают. Я даже не стал ничего опровергать, у меня сил не было, да и в положении я оказался очень неловком. Конечно, девочка не выживет – девятьсот с чем-то граммов. Ее положили в отделение для недоношенных.
– Зачем? – голос Лили прозвучал так резко, что он вздрогнул.
Она стояла на пороге столовой в ситцевом халатике Виктории и сердито дергала его завязки. Сестра поспешно ему пояснила:
– Лилечка осталась ночевать у меня, она не хотела уходить домой, пока с Олей все точно не решится.
– Зачем вы положили ее в отделение для недоношенных? – повторила Лиля.
– А что мне оставалось делать, – раздраженно дернул плечом Воскобейников, – медсестра увидела, что ребенок шевелится, и мне пришлось позвонить педиатру. Я не собираюсь, в конце концов, рисковать своим партбилетом из-за ваших дел.
– Вы что, глупый?! – вне себя закричала Лиля, топнув ногой. – А вдруг она выживет?!
Возмущенная тем, что кто-то, хотя бы и дочь самого Филева кричит
