дела. Однако осенью и зимой он с лихвой наверстывал упущенное, неделями пропадая в окрестных лесах. Поэтому инородец, дождавшийся наконец окончания сезона, и приехал к Захарию Михайловичу с визитом, для обсуждения их дальнейших планов на осень.
– Здравствуй, друг Калолка, – ответил Цибульский, – да куда скажешь, туда и отправимся, мне все равно.
Он еще не отошел от своих невеселых раздумий, и более того, поймал вдруг себя на мысли, что даже предстоящий сезон охоты, о котором он с вожделением думал все лето, совершенно не радует его, и вряд ли сможет излечить от накопившейся в нем усталости.
Кызылец, весьма изумленный таким ответом, внимательно посмотрел на собеседника, и осторожно спросил:
– Случилось чего, Захар Михалыч? С каких пор ты охоте стал не рад?
– Да ничего не случилось, не обращай на меня внимания Калолка, – махнул рукой Цибульский, – пойдем-ка лучше чай пить.
Стоял теплый сентябрьский вечер, мошки и комары, изводившие летом всех обитателей приисков, давно исчезли, поэтому Захарий Михайлович велел поставить самовар в уличной беседке, и пригласил своего дорогого гостя туда. Себе он налил в честь окончания сезона шкалик коньяку, а Калолке, не признававшему заграничное пойло, велел подать чарку водки.
– Шаман говорит, зима рано в нынешнем году придет, – деловито сообщил инородец, выпив и приступив к трапезе, – и снега сразу много ляжет. Так что к концу октября можно уже будет загон на коз устроить. А для начала давай-ка глухарей постреляем. Их вчера на речке Секте видели, мы туда-обратно за один день обернемся.
– Давай постреляем, – без особого энтузиазма ответил Цибульский, ведь выпитый коньяк не только не разогнал его печали, но наоборот, еще больше усугубил их.
– Да что с тобой приключилось, Захар Михалыч? – не выдержал Калолка, – Вроде пятнадцать лет тебя знаю, а таким впервые вижу! Ты всегда охоте радуешься, будто дите малое прянику. А сейчас сидишь какой-то квелый, словно я тебя не в тайгу, а на каторгу зову!
– А позови ты меня лучше, друг Калолка, не туда, где глухарей видали, а в те края, где золотые россыпи богатые лежат! – не выдержал и Цибульский. – И ты сам подивишься, насколько сильно я развеселюсь. А пока мне радоваться нечему. Ведь я в долгах, как в шелках запутался, и распутаться, скорее всего, уже до самой смерти не смогу!
И он плеснул себе второй шкалик коньяка, а кызыльцу велел подать еще чарку водки. Они выпили, охотник одобрительно крякнул, и задумался на минуту. Никогда раньше его друг не жаловался на свою тяжелую жизнь и непомерные долги, поэтому крайне озадаченный Калолка наморщил лоб и сказал:
– Где золотые россыпи лежат, говоришь? Уж не знаю, чего и посоветовать, Захар Михалыч. Будь ты нашего роду, я бы тебе велел пойти к шаману! Но русскому он помогать не станет.
– И откуда же твоему шаману известно о россыпях? – спросил
