похолодел от ужаса. И в этот момент тягучую ночную тишину неожиданно нарушил щелчок за спиной пришельца, очень похожий на звук взводимого курка. Силуэт резко обернулся, и через мгновение у Цибульского заложило уши от грохота выстрела, ослепительной вспышкой озарившего все вокруг. А в ярком свете огня черный человек рассыпался на мельчайшие кусочки и бесследно исчез, словно состоял он не из плоти и крови, а из комка пыли.
Захарий Михайлович, ноги и руки которого наконец-то снова начали ему повиноваться, схватил ружье, вскочил, резко обернулся по сторонам и замер в полнейшем недоумении. Яркие звезды куда-то внезапно исчезли, а черное до сих пор небо порозовело, накрыв все вокруг сумеречным утренним светом и предвещая скорый восход солнца. Изумленный таким резким изменением окружающей действительности, Цибульский огляделся еще раз, и с запозданием сообразил, что встреча с черным человеком не произошла наяву, а лишь приснилась ему. Он без сил рухнул на ковер, продолжая крепко сжимать ружье, и вытер со лба холодный пот, чувствуя, как бешено в его груди скачет сердце. А вокруг стояла ничем не нарушаемая мертвая тишина. Не пели даже птицы. Но ухо Захария Михайловича вновь уловило тихое и странное рычание, доносящееся снизу, из долины, то самое, которое он слышал во сне. Цибульский посмотрел туда, откуда доносился звук, и до него наконец дошло, что загадочное рычание было ни чем иным, как богатырским храпом Калолки. Вогнутая поверхность первого Сундука, словно линза, собирала и усиливала все раздающиеся на ней звуки. Поэтому Захарий Михайлович и слышал так хорошо храп товарища, хотя тот находился не ближе трехсот саженей от него.
Незадачливый путешественник чертыхнулся про себя и, на всякий случай, перекрестился. Он внимательно осмотрел траву и камни в том месте, где рассыпался в пыль черный человек, но никаких следов таинственного ночного гостя не обнаружил. Тогда Цибульский свернул ковер, закинул ружье за спину, и на ватных ногах поплелся вниз, в долину. Только сейчас он понял, как сильно замерз, поэтому добравшись до беспечно храпящего товарища, он растолкал его и велел развести костер, да вскипятить воды для чая.
– Совсем я сегодня не выспался, Захар Михалыч, – пожаловался Калолка своему другу во время завтрака, отчаянно зевая и с наслаждением отхлебывая из кружки обжигающий чай.
– Что так? – поинтересовался отогревшийся у костра Цибульский, уминая холодное вяленое мясо, – Замерз?
– Да лучше бы замерз, – засмеялся инородец. – А то пришлось всю ночь тебя от айны спасать. Ну и приснится же такое!
– От какого айны? – ошарашенно спросил Захарий Михайлович.
– От злого духа, шайтана, или черта, по-вашему, – сказал кызылец. – Сколько лет в Чебаках живешь, а наш язык так и не выучил. До сих пор ни единого словечка не знаешь. Посмотри на меня, я ведь по-русски не хуже твоего болтаю! Надо мне как-нибудь взяться за твою учебу, Захар Михалыч.
Калолка
