смерти. Вальхалла снова закрыла врата перед викингом.
Варяг вышел на берег, зло стряхивая с плеч и бёдер вонючий ил. Город был далеко – в десяти пролётах стрелы. Но он шёл туда, где ему объявят победу.
А там княжич Малко досадливо простонал. Белокожая фигурка варяга шла через ивняк. Варяг выдержал испытание водой.
Малко вновь обернулся на Хельгу. Он ждал, что чары её глаз опять погрузят его в сон наяву. И в этом сне боль будет лепестком вишни, а страх – смехом.
Но Хельга не смотрела на него. Какой-то отрок подал ей чашу с медовухой, и она любезничала с ним и нюхала ладный напиток, морща вздёрнутый носик.
Малко отвернулся к реке. Вода свистела, как меч из ножен. Злость подкатила, досада омочила глаза, но он искал спасительную нить. Ступая в воду, вспомнил, как совсем недавно сидел с Хельгой у этой же реки. Была ночь, серебро луны мерцало рябью, душные запахи дождя тонули в соловьином пенье.
«Соловей поёт так красно от того, что не помнит прошлого. Что спел, того уж нет, всегда по-новому», – говорил он, хмельной от запаха её волос.
Теперь эти слова обрастали чем-то зловещим. Ведь и река не помнит прошлого. Потому и подземный Ящер княжит забвением, и реки его смывают память, меняют лики сущего так, что не узнаешь никогда их в новой форме. Одно и то же этот мир каждый миг, или всё время разный? А если разный, то, выходит, и вовсе нет его, и не за что держаться. На что ни укажи, того уж нет давно!
Ужас! Глаза мечутся по рваным пластам воды. Зачем он думает обо всём этом? Зачем он идёт на смерть? Как прежде бы – охота по утрам, днём ленивый сон и запах воска с козьей шерстью, а вечером потехи на боях или песни при лучине. Княжичем быть тоже судьба слаще не бывает. А давеча отец объявил его наследником!
Так куда же он лезет?
Рыбьей слизью пахла река. Рука горела от угля.
С омерзением он поглядел вниз – муть дошла ему до живота. Молодое сильное тело разве для того питалось соком жизни, чтобы смыло его в смрадную трясину ракам на корм?
Волна плеснулась у груди, его повело – коварное придонное течение, точно стальной крюк, уцепило ноги. Малко успел оглянуться в последний раз. И увидел её застывшие глаза. Все зеваки на берегу спали. Он готов был поклясться, что их глаза были закрыты. А её – горели. И в них был страх, и восторг, и благодарность.
И он бросился с рыком барса в сторону коряги. Только бы до неё! Там ухватиться, отдышаться, и ещё рывок – и тот берег. А течение тянуло его не только в сторону, но и ко дну, точно поток шёл вниз. Вдруг всё внутри Малко похолодело.
Он ясно увидел содрогание розовой плоти – распахнутая пасть Ящера. Змей свернулся на дне, так далеко, как рыбе не доплыть, камню падать день. Глаза, как два кровавых яйца, безжизненно тлеют по бокам головы. А чёрный зев тянет водоворот пучины за ворот. В него-то и несло Малко.
Наверху
