мы его увидим.
Когда похоронная процессия тянется с кладбища, мы проходим мимо Джорджа. Он стоит у могилы на коленях, на лице темные очки, руки скованы наручниками. Я вижу, как он двумя руками спихивает землю в могилу, одновременно двумя, соединенными в запястьях.
Кто-то с длинным объективом фотографирует.
– Бабушка и дед нас ненавидят, – говорит Нейт.
– Они переживают.
– Они так себя ведут, будто это мы виноваты.
Шиву сидят в доме у Сьюзен. Это далеко, от кладбища час езды. Мы едем уже примерно три четверти часа, и дети начинают ныть. Я спрашиваю у водителя, можем ли мы сделать техническую остановку. Длинный лимузин выезжает из колонны, ждет, пока все проедут, а потом мы заезжаем в «Макдоналдс».
– Я угощаю, – говорю я, имея в виду всех, включая шофера.
– Я думал, на шиве дают обедать, – заявляет Нейт.
– Ты что предпочитаешь, гамбургер или салат с яйцом?
– Я выброшу улики, – говорит шофер, когда мы подъезжаем к дому Сьюзен.
– Полагаю, вы подождете? – спрашиваю я.
– Разве у вас нет машины?
– Моя машина возле дома, где вы нас подобрали.
– Обычно мы только подвозим клиентов. Но я подожду. Оформим как работу по времени: семьдесят пять в час, минимум четыре часа.
– Мы столько не пробудем.
Водитель пожимает плечами.
Близнецы на свободе. Они бегают по всему дому, за ними радостно гоняется собачка, о которую рискуешь споткнуться. Прихожая выложена зеркальной плиткой с золотыми прожилками. От взгляда на нее мне неуютно; мое отражение разбивается на тысячу кусков, и я думаю: уж не волшебное ли это зеркало, имеющее власть отражать мое внутреннее состояние?
Сьюзен ведет экскурсию по своему отремонтированному разноуровневому дому, показывая подругам Джейн, как она подняла потолок и отодвинула заднюю стену, и теперь у нее есть большая комната и столовая, а гараж «отобрали» и сделали кабинет-студию с застекленной створчатой дверью и «всюду» добавили террасы.
– Все сделали, о чем только могли подумать, и даже больше, – говорит она с гордостью.
И это заметно.
Гости – те же, кто был на похоронах: друзья, соседи, доброхоты, любопытствующие болваны, которым вообще нечего тут делать. Я хотя и съел двойной чизбургер, кружу возле стола в столовой, где накрыт ленч. На меня таращатся маслины без косточек и помидоры черри, взгляд их непроницаем. Авокадо и артишоки, яйца со специями и паприкой, копченый лосось, багели, салат с макаронами, – смотрю я на все это, и вдруг еда превращается в органы. Форма с желе становится печенью, салат с макаронами превращается в содержимое черепной коробки. Я наливаю себе диетколы.
Ко мне с деловым видом подходит пожилой мужчина и протягивает руку.
– Хайрэм П. Муди, – представляется он, пожимая мне руку, – бухгалтер вашего брата. Естественно, вам сейчас о многом надо думать, но я хочу, чтобы вы знали: в фидуциарном смысле у вас
