в них деятельное посильное участие: Роза солировала, Боря краснел и смотрел на нее во все глаза – это было яркое эротическое вольное упражнение, которое, по идее, должно было завершиться обоюдным буйным оргазмом. Ее сливочная шея без единой морщины раздувалась от небывалого напряжения, как раздувается шея очковой змеи перед ядовитым укусом.
От визитов пятидесятичетирехлетней троцкистки Боря отходил с огромными усилиями, так же примерно, как в молодости он восстанавливался от ночных марш-бросков в армии… Роза, как все сумасшедшие, конечно, все замечала и чувствовала, но продолжала неутомимо вещать, она должна была выговориться до конца.
«Эти мерзкие грязные политиканы от святого дела, жаждущие крови, должны исчезнуть с лица земли, пойми, Барухи», – произносила Роза и обессилено замолкала. Лева гладил мурлыкающую кошку двумя руками, та притворялась счастливой. Густав смирно ждал их у крыльца. Гусята топотали, петух голосил, куры попрятались, ссорились и орали желтоклювые невыносимые азиатские скворцы (майны), заполонившие и вытеснившие остальных местных птиц – весь зоопарк приветствовал речи Розы в меру сил и способностей.
Все свои монологи она произносила по-русски, очень быстро и убежденно, Боря не все успевал разобрать, да и не очень и пытался. Он находился под властью ее голоса и страсти. Отделаться от этого было невозможно. Левушка гладил кошку, которая по-соседски для всеобщего дела мира и дружбы ему уступала, урчала, закрывала глаза и склоняла голову. «Я почти твоя, Левушка, но не забывайся, дружок, не забывайся», – урчало животное, разжимая и сжимая когти, намекая.
И все равно Боря отчетливо видел Розу совершенно голой: с тяжелой лакированной грудью, мокрой узкой талией и выпуклыми ягодицами, сидящей на нем в сложном шпагате: левая нога вперед, правая – назад. Она двигалась, опираясь кулаками о постель, как во время спортивных упражнений, это не казалось чем-то неправильным и неверным. Боря никак не мог освободиться от этого стонущего образа. В юности она занималась гимнастикой еще там, на Украине, все время говорила, что подавала большие надежды…
– Но вот отъезд в этот оплот капитализма все разрушил…
Роза, отчества которой Боря никак не мог у нее выспросить, была неадекватна, совершенно безумна, если глядеть непредвзято. Хотя, в принципе, его это совсем не занимало. К тому же она была последовательна и хитра, как почти все безумцы. Шизофреник воспринимает жизнь как трагедию, при этом он полон страстей и яростных слов. Он чувствительный идеалист, с одной стороны, противостоящий грубому реальному миру. Приспособиться к жизни он не может. Все эти определения подходили Розе, как разношенная перчатка к ее не потерявшей изящества кисти. Этой кистью Роза аккуратно брала куски пирога с вишней, который славно готовила ее невестка, бывшая невестка.
– Ну, кто помнит сегодня этого вашего Троцкого и его убийцу? Кому они нужны? – спросил у нее однажды почти
