но просто время такое было… тяжёлое. Приходилось много работать, а маленькие дети, понятное дело, днями одни дома были. У Юли сердце от боли сжималось, когда она видела, как они голодные по кастрюлям лазили, холодное, затвердевшее картофельное пюре руками ели. А бывало стучались в нашу комнату и просили кушать: ”Тётя, ням-ням! Дядя, ням-ням!“ Мы кормили их… жалели, конечно… а родители их ревновали к нам. У моей Юли недовольство к ним постепенно накапливалось и в один совсем не прекрасный день таки прорвалось. Она у меня по натуре спокойная была, но в тот раз не выдержала, накинулась на них: ”Фашисты! Зачем вы над детьми издеваетесь!?“ Вот тогда я и понял насколько сильно она хотела своих иметь…»
Года через два Юля наконец забеременела. Никогда прежде Игорь не видел такой счастливой свою супругу. Глядя на счастье Юли, он всерьёз задумался о будущем, о благополучии семьи. «Поступил на заочное в БПА, на машиностроительный факультет. БПА? Это ты его, Алесик, знаешь как БНТУ, а в бытность мою студентом этого… учебного заведения оно Белорусской государственной политехнической академией называлось. Нужно было думать уже не о двоих, но и о будущем ре… ребёнке, поэтому и пошёл учиться, чтобы построить карьеру на заводе.» Ко всему прочему квартиры общежития стали переходить в собственность жильцов. Юлина беременность – как бы это кощунственно ни звучало – сыграла им на руку. Игорь обивал пороги кабинетов разной значимости и величины в надежде получить заветный ордер. Неимоверные усилия его сполна воздались сторицей, и так они стали проживать в собственной квартире, не заплатив за неё ни копейки. Даже на хабар, без которого, по сплетням завистливых соседей, невозможно было выбить двушку – «пакетик-то и не один куда надо занесли». Ни рубля. Только упорство. И зарождавшаяся любовь будущего отца к будущему ребёнку. «Я мечтал о сыне. Юлька – о дочке.»
«Интересная штука – память… Я могу не вспомнить, что было вчера, а вот семнадцатого августа девяносто третьего помню чуть ли не по часам. А ещё это слово помню… «преэклампсия». Не каждый его выговорит с первого раза, а через несколько дней никто уж и близко не вспомнит его правильного произношения. А я, мать его, помню даже спустя восемнадцать лет! Да и как его не помнить-то, когда оно здесь внутри сидит и яд свой выпускает ежеминутно? Душу до сих пор отравляет, тварь! Знаешь, а мы ведь даже имя малышке заранее выбрали… Машенька. Когда узнали, что девочка родится, Юля сразу настояла на этом имени – в честь своей бабушки. Машенька – так Машенька. Что имя – главное хорошим человеком воспитать, думал тогда я, не понимая насколько это тяжело.
Преэклампсия… Кто мог тогда знать, что высокое давление было одним из симптомов этой болезни? У Юли и до беременности давление бывало прыгало… Знаешь, есть одна известная история о Хемингуэе, который поспорил с одним знакомцем, что сможет написать самый короткий рассказ, способный растрогать любого. И он его написал. Четыре слова. Два предложения. ”Продаются: детские ботиночки. Неношеные.“
