Алексеевна ожидала их в своем кабинете, на лице ее явно читалось нетерпение.
– Как вы долго, граф! – с кротким укором по-французски произнесла она.
– Дела-с, ваше величество, – преувеличенно вежливым тоном ответил Панин и представил ей низко поклонившегося князя, – князь Вадбольский, генерала Сергея Ивановича сынок, принят мною на службу три месяца назад.
Ласковый взгляд, каким императрица поначалу согрела оробевшего в ее присутствии некрасивого юношу, стал холодным.
– Приступим, граф, – коротко бросила она.
Они перешли с французского на немецкий, и из всего разговора Петр понял одно лишь слова «государственный совет». Выйдя из кабинета государыни, граф громко заметил:
– Война хороша тем, что всем становится ясно: управлять страной нужно с помощью сильных умов, а не жадных фаворитов, – и, посмотрев на Вадбольского, он, как ни в чем ни бывало, поинтересовался: – Вы едете на бал к Строганову, князь?
Глава вторая
Вечером от Линденмана на Литейную доставили бальный костюм князя. Когда Петр, надев его с помощью Евсеича, разглядывал себя в зеркале, явился Захари Новосильцев.
– Недурно, – похвалил он, – жюстокор хорошо прилегает, и контраст по цвету с камзолом великолепен, Линденман знает толк, я не зря тебе говорил.
Евсеич скорчил неприязненную гримасу, а Петр вновь взглянул в зеркало и у него мелькнуло:
«Урод, втиснутый в модный костюм»
– Помоги снять костюм, Евсеич, – торопливо сказал он дядьке, – и унеси.
Тот с огромным удовольствием помог Петру стащить с себя бальное одеяние – короткополый камзол с расшитыми золотыми нитями полочками вызывал у него почти такую же неприязнь, как и Захари Новосильцев. Последний же, разглядывая камзол, с которым возился старик, заметил:
– Отчего тебе Линдерман спинку бархатной сделал? Небось, чтобы побольше с тебя содрать. Под жюстокором спинки не видно, ее обычно из дешевого полотна шьют.
Тут уже не выдержал Евсеич.
– Барину моему привычно для пышных торжеств все самое лучшее иметь, хоть видно, хоть нет, – важно заявил он, – мы за дешевизной не гонимся.
– Ладно, ладно, ступай, Евсеич, – сказал Петр и, набросив халат на рубашку, с облегчением упал в кресло, – а ты мне, Захари, объясни, а то я сейчас, как Евсеич про пышные торжества сказал, такую вещь вспомнил: в Коллегии у нас намедни говорили, что государыне может не понравиться пышность бала. С чего бы это?
– Тут много причин, – важно ответил Захари, – но это тайные дела, потому о них и говорят скрытно, одними намеками. Но я твой друг и потому всегда готов тебя просветить. Известно ли тебе, что Строганова считают отравителем и колдуном?
– Колдуном! – воскликнул Петр с таким явным недоверием в голосе, что Захари насупил брови.
– Ну, коли ты мне не веришь….
Петр, огорчившись, что обидел друга, поспешил
