на непосредственное изображение событий актерским коллективом, создает условия для передачи описываемых литературным произведением событий в настоящем времени.
Из этого следует, что инсценирование повествования, переделка его в драму, это не только техническая операция разбивки прозаического текста на диалоги, но и определенная подготовка к перенесению описываемые событий из прошедшего времени в настоящее.
Именно поэтому, в процессе инсценировки полностью уничтожается, так называемый, авторский текст (либо он передается действующим лицам, либо выбрасывается совсем), а, с другой стороны, вводится дополнительный текст для действующих лиц, который дает возможность устранить фрагментарность описания событий и дать его как бы в полном развертывании.
Всякое не драматическое произведение, повествуя о событии, передавая его в прошедшем времени, то есть отражая это событие через повествователя, через рассказчика, передает не все событие, а только те его стороны, которые зафиксированы сознанием рассказчика, передает его не в той последовательности, в какой событие объективно развивается, а в той, в какой понят этот разворот событий рассказчиком.
Понимание рассказчиком события, им описываемого, есть своего рода систематизация впечатления от данного события со всем личным жизненным опытом данного человека. Повествование, рассказ никогда не передают событие в его «чистом» виде. Во всяком рассказе повествуемое событие раскрывается через рассказчика, сумевшего увидеть и понять (или не понять) им повествуемое.
Инсценирование полностью уничтожает всю эту повествовательною специфику. Не случайно поэтому многие авторы, режиссеры и актеры являются противниками инсценировок, считая, что инсценировка, убивая специфику повествуемого произведения, часто уничтожает многие из его художественных достоинств.
Если драматическое искусство вынуждено инсценировать всякое исполняемое им повествовательное произведение, то чтец оказывается в состоянии исполнять повествовательное произведение в неинсценированном виде именно в силу [совпадения повествовательной специфики литературных произведений с речевыми, то есть повествовательными приемами чтецкого исполнения этих произведений].
Итак, исходя из различий драматической и повествовательной литературы, мы получили некоторые предварительные данные об имеющихся различиях драматического и чтецкого искусства. Причем, полученный нами вывод о совпадении специфики повествовательной литературы с чтецкими приемами исполнения можно рассматривать и в обратной последовательности, без всякого нарушения логики нашего анализа, а именно: поскольку чтец может исполнять повествовательные литературные произведения без всякого их инсценирования, то есть в тех же самых выразительно-изобразительных приемах, в которых воплощены эти произведения, следовательно, чтецкое искусство располагает приемами устного повествования, то есть рассказа.
