помнится, да не воротится…
Раздвинув занавеску, Гаврила Матвеевич прошёл к зеркалу, поскрипывая сапогами. В галифе и синей рубахе, чем-то напоминавшей его командирскую гимнастерку с тех времен, когда по левый бок висела у него казацкая шашка, а в правый приятно похлопывал маузер в лакированной кобуре, дед как бы вернулся в двадцатые годы. И шаг стал по-былому быстрый, и взгляд – цепким: глянул в зеркало и прожёг, просверлил мужика с короткой бородой и подрезанными усами.
Разглядывал придирчиво и беспощадно: ну-ка, каков стал? Ещё гладок лицом, так это от сумерка в избе, а на хорошем свету морщин, как на старой мазанке; кучерявый чуб повылез, оголил широкого поката лоб; брови тоже как две приклеенные кудельки, а под ними в задорном голубом сиянье дробинки зрачков: зыркают туда-сюда. Может, и наш петух не протух. Не дадимся «рябому». Побалуем. Хоть день, но мой!
Подмигнул себе, отошёл от зеркала и посмотрел в окно: как там мужики? Они курили пока. Тимофей затягивался не торопясь, с раздумьем. А Зацепин садил, как перед броском в атаку, и этот бросок надо было предупредить. Медовуха нужна!
– Скорей! – крикнул он, услышав шаги невестки. Метнулся к столу, скинул с него на кровать книжки и вытащил на середку избы.
Галина Петровна поставила на стол два запотевших графина медовухи, принялась искать стаканы, и взгляд её прилип к свёкру.
– Про Сашку-то мне… Чего маешь?.. Как быть-то, говори.
– Какой женила?..
– Энтот, – показала она графин, в который вылила бутылку водки.
– Лошадей приведи. И тарантас. Пусть у Федоры стоят до часу… Водки не жалей.
– Да я…
– Знаю, не жадна.
– Не про то я.. Не по-людски получается.
– Ну, скажи им, скажи. Сто лет смеяться будут, как Валдаев от ворот повернули. Ольга Сергеевна ни в жизнь не согласится, факт. И Зацепины главная заковыка.
– Сами не отдали тогда…
– Закуски нам подбрось, легкой, – оглядел Гаврила Матвеевич собранный стол и направился в сенцы. Галина Петровна не отставала от него, шла по пятам.
– А в чём заковыка-то?
– Должники мы перед ним. Девятнадцатый помнишь? – задержал на ней вопрошающий взгляд Гаврила Матвеевич и кивнул: так-то, мол.
– В революцию всё так было: кто в друзьях, кто во врагах. Да и когда было-то?
– Давно не причина. Принял добро – помни, – отвернулся от неё Гаврила Матвеевич и в приоткрытую дверь следил за мужиками.
– Сколько же помнить?
– А пока живы будем.
– Чего ж хитришь тогда?
Допекла всё же невестка.
– А мне что-же, долгами внучат повязать?.. Не судьба им, значит. Силком любить не заставишь.
Глядя во двор, Гаврила Матвеевич прикидывал, что надо первым сделать. То, что Данила Зацепин пришёл не гулять, он высмотрел ещё из окошка. А сейчас увидел,
