в который закутал её Гаврила Матвеевич, и подзатыльник Тимофею, и ласковое обращение к младшему сыну были неожиданными для Галинки. Привыкнув в отчем доме к скаредности и вечному ворчанию отца, она всё ещё не верила происходящему, поджималась в комок, ожидая, когда этот красивый большой мужик, известный всей округе гармонист и драчун, вдруг схватит её, как отец, за косу и с трехаршинным матом бросит к порогу. И Марфа Пантелеевна все молится, не хочет, видно, принять её. И Тимоша ушел куда-то…
– Ма-ать, ты как там, известила Богородицу про счастье наше? – Гаврила Матвеевич подмигнул Галинке и, подойдя к жене, поднял её с пола, прекращая моления. – Будет тебе… Людское зло не замолишь, а за милость Божью потом поблагодаришь.
Обняв Марфу Пантелеевну со спины, и склонив голову так, что касался щекой её щеки, он шаг за шагом пододвигая жену к Галинке, воркующе приговаривая:
– Ты дочку хотела. Вот тебе дочка, может, с внучкой сразу. Радость-то, а?..
– Милости просим. Не в добрый час, да на долгий век, – сказала, наконец, Марфа Пантелеевна, смирившись с тем, что придётся брать в невестки беспутную: ведь греха не убоялась, против родительской воли пошла, как свекрови от такой послушания дождаться? Вздохнув, она поклонилась Галинке, затем влезла лицом к ней в ворот тулупа и поцеловала три раза её холодные губы. – Дай Бог вам любовь да совет. Будь дочкой, невестушка.
Тяжёлый ком отчаяния и страха, студивший грудь Галинки, державший всё её тело в мёртвом оледенении, стал оттаивать; закапали и побежали по лицу горячие слёзы. Увидев на себе непонятливый взгляд Марфы Пантелеевны, она ослабленно зарыдала.
– Царица небесная, Пресвятая Богородица… – вновь закрестилась Марфа Пантелеевна.
В избу вбежал Коленька в одном сапоге и замер у порога, обегая удивлённым взглядом родителей и рыдавшую Галинку. Гаврила Матвеевич подсел к ней на лавку, положил ладонь на мокрый затылок и говорил всё тем же воркующим баском:
– Не тужи, девонька. Беды не изведав, счастья не видать. Повенчаем вас… А была под венцом, и дело с концом. Эх, и заживёте!..
Через неделю Тимофея с Галинкой повенчали. Деревенские кумушки злословили, а мужики подсмеивались, что Валдаям не удалось попользоваться богатым приданым, которое давали за Галинкой: мол, девку попортили, чтоб взять за себя, а Петька Сморчков и выдал им дочь в чём мать родила – женись теперь.
Гаврила Матвеевич знал про все эти разговоры, не раз ловил на себе насмешливые взгляды и, рассердясь, на свадьбу сына не пригласил никого из семейных – гуляли только холостые друзья и подружки молодых. Сам он расстарался так, что его шутки-прибаутки, свадебные забавы в восторженных пересказах его молодых гостей пошли по избам Петровска и ближних хуторов, вызывая у кого смех и почтительный интерес к Валдаевым, а у кого зависть и обиду за то, что не пригласили – пренебрегли, значит.
Необычная свадьба, а ещё
