говорил?! – опять вскричал он, чтобы напускным гневом побороть охватывающую его растерянность.
Сорвал простыню, поднялся с табуретки, а как увидел себя в зеркале, висевшем на стене, застыл в немом бессилии: роскошная своей дремучей мощью борода его была укорочена так, что из тупого среза её проглядывала белизна подбородка.
– Ты что ж наделала?! Обкарнала как! Чертовка! – с испуганной беспомощностью вскричал дед, схватившись за остатки бороды, и застонал. – На смех деда родного… Опозорить…
– Же-жених! Ха-ха-ха… – продолжала качаться Василиса, сидя в проеме окна.
В избу вошли отец с матерью, привлечённые смехом дочери. Тимофей Гаврилович в праздничной вышитой рубашке навыпуск, подпоясанный витой верёвочкой с кистями; на ходу скручивая цигарку, он с любопытством посматривал то на дочь, то на отца, стараясь понять, что тут произошло весёлого. Мать сразу же увидела обезображенного свекра, жалостливо заохала:
– Да что же ты наделала? – встала она между зеркалом и обиженно растерянным Гаврилой Матвеевичем, принялась сочувственно трогать его щеки и остатки бороды.
– Жених… ха-ха-ха, – заливалась Василиса, показывая на деда пальцем.
– Я вот тебе! По мясам! – осерчал Гаврила Матвеевич и двинулся к ней припечатать ладонь.
Василиса сорвалась с подоконника, нырнула за отца и, толкнув его деду, выскочила из комнаты; хохотала во дворе, пока шла в новый дом. Не понравилось это деду: в десятке дворов заинтересуются смехом Василисы. Вот так помогла внучка, выручила дедка! Ну, погоди, лиса, узнаешь, как крапива пахнет.
– С боков подрезать, и ничего будет… Дай-ка я поправлю.
Галина Петровна подобрала с пола ножницы и подступала к свёкру то с одной, то с другой стороны, а он не слушал её, отодвигался в сторону и пялился в зеркало на своё исковерканное лицо. Ну, как в таком образе показаться Ольге Сергеевне? Пальцы его беспомощно тыкались в комель щетины, торчавшей обрубком конского хвоста.
– Да сядь же ты, папа! – прикрикнула Галина Петровна, приводя свёкра в чувство. Она подтолкнула его к табуретке, захлестнула горло простыней и принялась осторожно чикать ножницами, нашептывая при этом, как маленькому. – И страшного ничего нет… Углы округлим и тут убавим – маленькая бородка. А чего метлой-то трясти? Помолодел сразу, правда, Тимоша?!
Тимофей Гаврилович сидел за столом и дымил цигаркой, насмешливо щуря глаза.
– Ну вот! – обрадовалась Галина Петровна, словно дождалась от мужа похвалы, и с большим усердием засуетилась перед Гаврилой Матвеевичем.
Галинка – Галина и Тимофей
Свёкра своего Галина Петровна любила дочерней уважительной любовью, может, с того дня, когда, избитую, выгнанную с позором из отчего дома, привел её Тимофей в эту избу и, стоя у порога, они ждали решение своей судьбы. В те годы девичий грех деревня не прощала, и свекровь, царство ей небесное, поначалу
