Михаил Александрович, если вы не спешите, совестно предложить, да вот местные снабдили по чистоте душевной. Коньяк чистейший, а они его, нашедши в сарае, не оценили, предпочли самогонку. Везу к Савве Ивановичу, для собратьев моих художников, но из благодарности к вам хочу поделиться. Только вот фужеров нет, – Коровин расстроено посмотрел на бутылку.
– Посуда под сиденьем, – буркнул почти себе под нос недовольный кучер.
– Под сиденьем? А что ж ты, мосье, раньше не сказал? Привал тогда, а то вовсе трубой зазвучим без ужина, – Коровин приподнял крышку сиденья. – О, да тут у вас целый пир! Шабли – три бутылки, колбас, хлеба да сыров! Это куда ж ты вёз такое богатство, Таньон? Хотел в одиночестве распить? Да не серчай сильно, в России за единым столом едины становимся. Присоединяйся, мосье, всем вдосталь достанется. Мы- художники, нам много не надо, однако трудно иметь импульс, когда жизнь мешает, – Коровин хитрО улыбнулся Врубелю.
Коньяк с аккуратно откупоренной пахучей крышкой сиюминутно разлили по серебряным тяжелым бокалам с вензелем, оторвали ломти хлеба, а сыр и колбасы нарезАл французский помощник мецената. Через раз по случаю доставалось и им.
– Константин, ваши наброски, не припомню никого из русских в таком стиле, – отпивая бархатный с пряными нотками старый коньяк, Врубель действительно наслаждался сегодняшним вечером, – Вы – импрессионист? – на мастера хорошего качества алкоголь, будь то коньяк, или вино, действовал молниеносно, уже перед первым вкушением, только от того, что художнику становилось очень легко, и за себя не обидно, в мире роскоши, радости и всяческих человеческих удобств.
– А что это?
– Как? Вы пишите, и не знаете в каком стиле?
– А в каком стиле пишите вы?
– Я? – Врубелю стало неудобно и совестливо за такой вопрос к коллеге. Действительно, задавай вопросы, на которые сам готов ответить. – я, Костя, сознаюсь, пишу по наитию, по образам, по памяти, по чувствованию.
– Вот, Миша, вся наша братия пишет по ощущению и велению, то сердца, а то и вовсе голодного желудка. Меня, Миша, увлекает окружающая жизнь с простым бытом. А пытаюсь запечатлеть видение, которым любуюсь не один год, а одним словом, это – Русь нашу, дорогую и любимую всем моим сердцем. Ты, вот, посмотри, только взгляни на блики на вечерней речной глади, – как хороша каждая веточка ивы, как камыши стоят, словно вечные богатыри из русских былин. Живу в России, и надышаться не могу. Велика Родина наша, Миша. Какая хорошая доля – быть русским! – Коровин выпил залпом весь коньяк, и стряхнув серебряный кубок, живо посмотрел на Врубеля, – а, что, Миша, нам заночевать здесь? Луна полная, лес на мильон шалашей у реки, провизия есть, а? Соглашайся, потом только работа начнётся. Мосье Таньон, присоединяйтесь, за Русь нашу коньяку дерябните по-вашему, по-французски, и айда шалаш мастерить.
В то время Таньон уже слез со своего пьедестала и, подворачивая рукава, показывал на речку. – Moule, moule!3
– Что это
3 Разновидность съедобной ракушки (фр.)
