вздору. Пей да, напившись, иди кочерыжки вытаскивать.
Наступила пауза. Слышно было только, как жевали уста и раздавались всхлебывания чая. Через минуту начал другой мужик:
– Теперича ежели такая ясная погода стоять будет, то завтра, я так предполагаю, можно и под луковое перо пяток грядок приготовить. Луковый сеянчик – он утренника не боится.
Хозяин промолчал.
Вскоре мужики кончили чаепитие и уступили свое место женщинам. Арина все еще возилась около печи, моя котел в лохани. Хозяин стаскивал с широкой полки кульки и выдавал ей провизию на хлебово для обеда. Отсыпал овсяных круп, положил несколько горстей сушеных снетков на деревянную тарелку, отделил из находившегося за перегородкой мешка картофелю в корзинку, дал соли, кислой капусты и для каши гречневой крупы. Сделав все это, он стал торопить женщин поскорей пить чай и идти на работу вытаскивать из гряд кочерыжки. Чай уж давно был спит, а потому женщины тотчас опрокинули чашки и стали выходить из избы.
На огороде начался рабочий день.
Около десятка женщин в душегрейках и три мужика в шерстяных фуфайках шли по огороду мимо парников, направляясь к прошлогодним капустным грядам, из которых торчали кочерыжки от срубленных кочней. День начинался ясный, но утренний мороз еще не ослабевал, хотя солнце уже поднялось на горизонте. От парников, прикрытых рогожами и соломенными щитами, виднелся легкий пар, выходящий в щели рам.
– Только уж чтобы сложа руки не сидеть да угодить хозяину, а совсем не по времени об эту пору кочерыжки вытаскивать, – говорил тщедушный мужичонка Панкрат, подойдя к капустным грядам. – Помилуйте, за ночь морозом землю сковало, кочерыжка сидит твердо. Чего надсаживаться-то!
– Конечно, после полудня, когда пооттает, этим заниматься – любезное дело, – отвечал второй мужик, Спиридон, с бородой лопатой, – но ведь после полудня надо к парникам переходить, у парников только при солнце и работа. Ну-ка, долгогривая команда, принимайся! – крикнул он женщинам и первый, наклонившись над грядой, стал выдирать из земли кочерыжки.
Женщины последовали его примеру. Панкрат пошел за рогожными носилками, чтобы стаскивать выдернутые кочерыжки в одно место к избе. Третий мужик, худой и длинный, рябой и черный, с еле растущей бородкой, по имени Евпл, стоял и почесывался.
– Зря и выдергивать-то будем эти кочерыжки… – бормотал он. – Помилуйте, зачем? Когда гряды копать начали бы, то кочерыжки заступами бы и выворачивали, а бабы их собирали бы и таскали, куда следовает.
– Понимаешь ты, чтобы хозяину угодить, – возразил мужик с бородой лопатой. – Очень уж обидно ему, что рабочие до солнечного пригрева должны без дела сидеть. Ну да ведь надсажаться особенно не будем. Что сделаем, то и ладно. Эй ты! Желтый платок! Ты землю-то с корней оббивай, а не бросай кочерыжку с землей. Коли ежели так, то будет неладно. Как тебя звать-то?
– Акулиной, – отвечала женщина.
– Ну, так вот оббивай землю, Акулинушка.
– Да вишь, она
