а вот муж-то ейный, староста-то наш, зол на нас из-за податей.
– Неисправны? – поинтересовался Спиридон.
– Как тут быть исправным, Спиридонушко, коли эдакая голодуха!
– Везде ноне неисправность. И у нас вот тоже в Ростовском уезде.
– А вы ростовские будете?
– А то как же… Прирожденные огородники, настоящие капустники. Мы от хозяина-то нашего всего восемнадцать верст.
– Земляки, стало быть?
– Даже одной волости.
– Так и у вас ноне трудно?
– Трудно. Я с Благовещеньева дня по Покров за сто десять рублей у него подрядившись. Тридцать пять рублей при отъезде он мне на руки дал, половину я на паспорт и на дорогу… а половину семье дал – тем и будут живы.
– А мы-то с мужем ведь семью без копеечки оставили. Муж в сторону, а я в другую. Вот теперь старикам посылать надо. Как ты думаешь, голубчик, не даст ли мне хозяин хоть трешницу, чтобы в деревню послать?
Спиридон оставил выдергивать кочерыжки, выпрямился во весь рост, покачал головой и сказал:
– Не даст. Он и своим-то землякам с попреком да с ругательствами… Я так вот даже и в сватовстве ему прихожусь, а еле-еле дал.
– Беда! – покрутила головой Акулина. – Что только наши старики там, в деревне, теперь и делать будут! Ведь на семена и то нет.
– Нониче многие плачутся, – пробормотал Спиридон в утешенье.
– У нас вся деревня как есть плачется, – откликнулась чернобровая женщина, Екатерина.
– И я тебе вот еще что скажу… – продолжал Спиридон. – Он еще добр до вас, бабы… Хозяин-то то есть. В других местах, как подрядилась – сейчас на прописку паспорта и на больницу рубль хозяину отдай, а он взялся все это справить за заживу. Нет, уж ты лучше и не проси трешницы – не даст.
– Вперед просить хочешь? – поинтересовался Панкрат, явившийся с рогожными носилками. – Ни в жизнь не даст. Я даже так думаю, что не дал бы он вам сегодня по пятиалтынному за день да не согнал бы вас. Куда ему теперь с бабами? Вишь, какие холода стоят! Какие теперь огородные работы в марте! А потеплеет, так ведь бабы этой самой будет хоть пруд пруди.
– Ой, что ты говоришь, милостивец! – испуганно проговорила Акулина. – Да куда же мы тогда пойдем?
– А это уж дело не хозяйское. Куда хочешь, туда и иди. Это твое дело.
– Не сгонит, коли паспорты взял. Ведь у нас на огороде парников много. Кто ж будет около парников-то? – перебил Панкрата Спиридон. – Ругаться по утрам, когда утренник на дворе, все-таки будет, а согнать не сгонит.
Работа по выдергиванию кочерыжек продолжалась. Часов в десять на огород пришел хозяин, уходивший куда-то, и велел стаскивать с парниковых рам рогожи и соломенные щиты, так как уж солнце стало настолько пригревать, что застеклянившиеся лужицы оттаяли и белый иней с досок исчез. Мужики и бабы бросились исполнять приказание. Хозяин и сам сдергивал вместе с ними рогожи с парниковых рам и говорил:
