Аркадьевич!
Приятным долгом считаю известить Вас, что во вторник, на будущей неделе, я с некоторыми из моих знакомых молодых писателей нагряну к Вам, чтобы провести вечерок в дружеской (подчёркнуто) литературной беседе.
Ваш X. Нюняк».
Онуфрий Аркадьевич быстро выплюнув конец бакенбарды, которую он имел привычку жевать во время какого-нибудь сосредоточенного процесса мышления, сверкнул глазами и воззвал звучным голосом:
– Жена! Дети!
В дверях кабинета бесшумно появились три женские фигуры.
– Слушайте!.. Все!. – взволнованным голосом, начал папаша. – Вот я сейчас получил письмо от Харлампия Густавовича! В этом письме… Да вот, я лучше прочту!
Онуфрий Аркадьевич с чувством, с толком, с расстановкой прочёл записку поэта.
– Теперь. – продолжал Голопятов торжественно, – от вас, Варвара Петровна (он внушительно посмотрел через пенсне на то место, где сидела жена), и от вас (кивнул он дочерям) зависит, чтобы почтенные гости наши были приняты подобающим образом! Не забудьте, что все они – литера-то-ры… (Онуфрий Аркадьевич торжественно поднял кверху указательный палец и медленно им погрозил). Печатавшиеся литераторы! Признанные публикою! Их читают и печатают в разных журналах. Между ними будут, конечно, романисты, поэты… (Онуфрий Аркадьевич стал мало-помалу погружаться в задумчивость). Многие из них пользуются литературною славою… (Онуфрий Аркадьевичи всё более и более погружался в задумчивость). Многих из них я знал тогда, когда они только-что начинали свою литературную деятельность… Их слава… Я не знаю точно, пользуются ли они славой… Я даже сомневаюсь, чтобы они… того, вообще… Я должен сознаться: я их не читаю… Но, увы, такова судьба. – они известны, они печатаются, а этого уже довольно. Они печатаются и могут устроить, понимаете, Варвара Петровна, устроить так. что и их знакомые будут печататься… Этим шутить нельзя! Вы понимаете?
Онуфрий Аркадьевич замолчал и поник, совсем погрузившись в задумчивость. Варвара Петровна, Людочка и Липочка бесшумно поднялись с своих мест и также бесшумно исчезли из кабинета…
Людочка прошла в свою комнату, где ждала её на столе изящная тетрадь в голубом переплёте, с вытисненною золотом надписью: «Poesie». а Липочка и Варвара Петровна, выйдя в гостиную, посмотрели одна на другую, и обнявшись, в один голос прошептали:
– О, эта литература… Проклятая…
И обе затем понуро разошлись.
Людочка же села за письменный стол, развернула тетрадь в голубом переплёте, отыскала страницу, где было написано три коротеньких строчки, с выведенным крупными буквами сверху заглавием: «К птичке, которую я видела мёртвой на улице», взяла перо с инкрустациями из перламутра, погрузила в чернила и меланхолично – задумалась.
Она не проклинала литературу, как мамаша и Липочка – о, нет, тысячу раз нет!.. Напротив, она, как и папаша, любила её, с тою лишь разницею, что тот начинал уж отчаиваться достигнуть когда-нибудь благоприятных для себя результатов,
