тазиком, другой с двумя павлиньими перьями и полотенцем, подошли к Ли Хунчжану, тот взял перо, пощекотал себе горло… и вытошнил все съеденное на ужине в тазик. В ужасе моя мать с вопрошающим видом повернулась к сидевшему слева от нее дипломату, долгое время прожившему в Поднебесной.
– Княгиня, – ответил он, – вы должны расценивать это как величайшую честь, так как своим поступком Ли Хунчжан воздал хвалу совершенству блюд. Его превосходительство дает понять, что готов начать все сначала.
Мою мать очень любили в императорской семье, особенно сестра императрицы великая княгиня Елизавета. Она всегда сохраняла добрые отношения с императором, а вот ее дружба с императрицей была недолгой. Слишком независимой по характеру она была, чтобы скрывать собственные мысли, даже если они могли кому-то не понравиться. Под влиянием части своего окружения императрица перестала с ней видеться.
В 1917 году придворный дантист доктор Кастрицкий, вернувшись из Тобольска, где находилась в заключении императорская семья, передал нам последнее послание от царя:
«Когда увидите княгиню Юсупову, скажите ей, что теперь я вижу, насколько верными были ее предупреждения. Если бы я к ним прислушался, наверняка удалось бы избежать многих трагических событий».
Министры и политические деятели ценили проницательность моей матери и точность ее суждений. Она могла бы стать достойным потомком своего прадеда, князя Николая, и хозяйкой политического салона. Но скромность помешала ей сыграть эту роль, а ее сдержанность лишь увеличила уважение, которым она уже была окружена.
Мать не дорожила своим состоянием и предоставила отцу распоряжаться им по своему усмотрению, ограничившись делами благотворительности и улучшением жизни наших крестьян. Можно предположить, что, если бы она выбрала себе другого супруга, то могла бы сыграть значительную роль не только в России, но и во всей Европе.
Пятилетняя разница в возрасте между мной и моим братом Николаем поначалу служила препятствием для близости между нами; но, когда я достиг шестнадцатилетнего возраста, между нами возникла прочная дружба. Николай учился в школе и Санкт-Петербургском университете. Он, как и я, не испытывал склонности к воинской службе и не захотел выбрать карьеру военного; но его характер, напоминавший отцовский, очень сильно отличался от моего. От матери он унаследовал некоторые способности к музыке, литературе и театру. В двадцать два года он возглавил труппу актеров-любителей, выступавшую в частных залах. Мой отец, которого эти наклонности шокировали, всегда запрещал ему играть в нашем театре. Николай попытался вовлечь в свою труппу меня. Но первая порученная мне роль – гнома – ранила мое самолюбие и отвратила от сцены.
Николай был высоким, стройным, черноволосым, с выразительными карими глазами под густыми бровями, полными чувственными губами. У него был красивый баритон, он пел, аккомпанируя себе на
