села на стул и наблюдала за тем, как он импровизировал и перемещался по кухне, не останавливаясь ни на минуту. Я только формировала печеньки, и, мне кажется, он воспринял это скорее как неудобство, нежели помощь, которую был готов принять, потому что в конечном счете он готовил благодаря мне.
Было забавно думать, как несколько недель назад я поймала себя на том, что, проснувшись, думаю о нем, о парне со скалодрома. До того происшествия с Софией мне нравилось смотреть на него и случайно с ним сталкиваться (хотя на самом деле я прекрасно знала его расписание). Интересно, он тоже замечал меня? Были ли эти улыбки и взгляды неким мостом, который мы оба сожгли, перекинувшись первыми словами в день «несчастного случая»?
Я засмеялась.
– Что случилось? – спросил он более твердым тоном, как будто бы концентрация на печенье его отрезвила.
Я все еще была достаточно пьяна, поэтому нужно было быть поосторожнее.
– Ты мне совсем не нравился.
Нико слегка удивился и с интересом посмотрел на меня сверху.
– А ты мне нравилась, – решительно ответил он.
– Да?
– Ты немного выводишь меня из себя, но кажешься хорошим человеком.
– Я вывожу тебя из себя?
Он тихо рассмеялся.
Квартира наполнилась запахом первой партии печенья. Из гостиной вместе с приглушенным смехом ребят доносилась песня Тейлор Свифт, которую я уже слышала, потому что Нико ее напевал.
Я слегка его толкнула, и он вновь рассмеялся.
Мы готовили целую вечность, а под конец, когда осталось несколько последних ложек теста, стали торопиться. Кажется, когда мы открыли балкон (тот самый, через который я залезла на крышу) и вышли на него поесть печенья, было уже очень поздно. Даниель принялся расчищать пространство. Раздвинул несколько веток и подмел листья на полу; мы притащили пледы и подушки с диванов и сели среди зарослей, которые угрожающе топорщились по ту сторону перил.
Я не знала, в котором часу в это время года в Мадриде светает, но было так поздно, что вскоре уже стало рано и начался рассвет. Солнце восходило не спеша, окрашивая в медный небо, на котором все еще сверкали звезды.
Чуть позже со стороны перил на нас выпрыгнул кот, и Ева так сильно испугалась, что ее крик разорвал рассветную тишину. Вдалеке залаяла собака.
– Этот дурацкий кот опять перепутал балкон, – фыркнула она.
– Не называй его так, – одернул ее встревоженный Нико. – Иди, иди сюда, мой хороший.
Кот был полностью черный, его желтые глаза сверкали в темноте. Он прошелся между нами, внимательный, любопытный, стараясь особо ни к кому не приближаться.
– Он твой?
– Да.
– Вот только кот этого не знает, – заметила Ева.
Нико жестом велел ей замолчать.
– Кот уже несколько дней не заходил сюда, – объяснил он и протянул руку к коту. – Что у него во рту?
Мы все наклонились, чтобы разглядеть получше. Да, что-то там было. Возможно, добыча. Движение, хоть и едва уловимое,
