непременно отправил бы платок на экспертизу, а там глядишь – и зацепка! То, что следов крови на нем не обнаружили, ни о чём не говорило.
– Ты, Михалыч, цепляешься к платку, – сказал Лагутин Рябому. – Я не уверен, что наши спецы что-то отыщут. Лаборатория в полиции достойная.
– Достойная или недостойная – не в том дело. – Капитан курил, отвернувшись к окну. – Эти двое будто сквозь землю провалились! Никто их не видел, никто не слышал, хотя сто процентов, что они торчали в кабаке в день пропажи! Даже двести процентов! Чует моя чуйка! И на платке могли обнаружить капли «Волжского» пива! Это пойло варят специально для «Калинки», что уже говорит о многом.
– Ни о чём это не говорит, – ответил Лагутин. – Только о том, что мы ничего не накопали. А пиво можно и с собой вынести, наливают в бутылки.
– Будем продолжать слежку, – подытожил Рябой.
Ремонт подходил к концу. Лев Андреевич выражал довольство мастерами, хвалил Николая за вдохновение, потрясающее полотно в кабинете и рисунок Троянского коня в комнате охранников. Художник за две недели пребывания в городе Сильных не получил ни одного замечания, не брал ни капли в рот и зарекомендовал себя честным и порядочным человеком. Маляры брали с Николая пример и поддерживали во всех проектах. Надо нарисовать башню-рекордсмена из Эмиратов – помогут развести краски, подведут штрихи, выполнят черновую работу. Помогал и художник – обучал подбирать сочетания цветов, выровнять и забелить полоток – легко, отложил кисть в сторону, вооружился инструментами и забрался на стремянку. Поначалу ни Вася, ни Антон не понимали, почему их приятель предпочитает продолжать рисовать, когда рабочее время закончилось, но постепенно осознали, что лежать на кровати и бороться с чёрными мыслями, подступающими к голове, как только та касалась подушки, гораздо хуже, чем оставаться на месте и создавать. Отдохнуть удавалось и во время смены: если кто-то из троицы уставал, то присаживался и закрывал глаза. Десять-двадцать минут сна и возвращаешься в реальность бодрым огурчиком.
Не всем нравились переработки отряда маляров. Кое-кто из жителей смеялся над горемыками, выслуживающимися перед начальством, а некоторые подходили и высказывались в лицо, подначивая на драку. Василий однажды не выдержал, сгрёб в охапку шутника, но Антон, заметив замешательство среди стражников, вытащил друга из беды. Прибежавшие на шум «люди в белом» опоздали: толпа, жаждущая расправы, попряталась по койкам и замерла. Рубен прошёл вдоль рядов кроватей, но лезть на рожон не стал. Похрустел костяшками пальцев и удалился на пост.
Проблемы начались к концу недели. В городе появился новенький – Марат Лазарев, получивший кличку Мамонт. Огромный, напоминающий древнего исполина, двухметровый детина, скалился на смотрящих зевак и выражал негодование. Килограмм под сто пятьдесят, с мускулистыми руками и тяжёлой поступью, он оказался не робкого десятка и показал норов с первого дня. На ужине Мамонт возмутился мизерной
