временных затрат. Потому, лишь вернувшись в прокуратуру, Подлужный со служебным, а равно и обывательским интересом ознакомился с письменными откровениями художника.
Начальные пятьдесят-шестьдесят страниц, прибегая к гегельянско-ленинской терминологии, являлись унылым образчиком рефлексии запаршивевшего интеллигентика, скулившего о невостребованности его бессмертной души в той косной и душной юдоли печали, что именуется Советским Союзом. А равно поносившего «поганку-жену, променявшую его на любовницу» (именно так в тексте). Эту часть гадких излияний нытика детектив пролистал махом. Но далее за вязью букв проступило откровение, «клеившееся», как сказал бы Коля Бойцов, с задачами, вставшими во весь рост перед следствием.
«7 мая. Я не располагаю и одним шансом из миллиона на то, что эта Богиня, сошедшая с небес, хотя бы произнесённым с отвращением «Фу!» или с презрением «Фи!», вдруг обнаружит для себя мелочность и ничтожность моего существования, – черкал Бухвостов. – Куда нам! Она постоянно окружена блестящей золотой коммунистической молодёжью, угодливыми кавалерами на авто, стелющимися перед Нею на асфальт. Что Ей до непризнанного гения на шестом десятке лет, у коего паблисити и просперити – в прошлом? Непостижимо, но я даже не представляю, как я мог прошляпить Её феноменальный восход над чахлым среднегорским ландшафтом! Что ж, творческие запои и беспробудные загулы с Жаном не могли не сказаться. Но… Но… Она есть – и дегтярная чернь моей планиды позади. Настала новая эра! Тьфу-тьфу!
11 мая. Пятый день не пью. Послал Жана и его выпивон на фаллос с забубённым наконечником. Перманентно мечтаю лишь о Ней. Был поглощён грёзами ваяния Её божественного облика. Поначалу терзания меня грызли, угнетали и ломали глубоко внутри. Сегодня, хуже прободной язвы, искания прорвались наружу. У меня всегда так: хожу вроде беременной бабы, мающейся от токсикоза, водянки и хотенчиков, а в итоге – рожаю образы со смертельной натугой, с блёвом, с кровью и дефекацией – вдрызг до потолка …Благодарю тебя, Господи! Проявились первые наброски. Эдак я умел творить в безвозвратной молодости. И пусть в те годы техника живописи, что там! – была не та, зато пихала неистощимая прорва энергии, напора, интродукции, уверенности в себе. Подобного прорыва вулканической мощи не ощущал в себе с той поры. И вот, попёрло!
14 мая. Медвяную Музу, мучительницу и душегубку мою Всевышний сподобился окрестить Мариной. Случайно услышал, что Её так назвал недоделанный очкастый олух царя небесного – её супруг. Утешаюсь тем, что Богиням издревле прислуживают клиторальные ничтожества. Плачу и скрежещу зубами от зависти и пьянею от благодати, что Марина есть. Хотя бы в моей душе. Издавна приметил, что Женщина сообщает имени своему и черпает от него вселенскую энергетику – ангельскую либо демоническую (последнее – моя жена). Впрочем, да зовись Марина хоть Палашкой али Матрёной, всё равно звуки эти от Неё лились бы на меня радужной музыкой с Поднебесья. Пою про себя: «Мари-и-и-ина!» – и хмелею, хмелею, хмелею…
20 мая. Столкнулся
