девица лишь молча всплеснула руками.
Её снова рвало, на сей раз от напитка, Энгусов же захотел ссать. Проблема была в том, что он всё ещё форс держал перед девицею и потому терпел. «И что я, дурак, не отлил в библиотеке!» – журил себя Энгусов. Но тогда бы он мог упустить девицу.
Дотерпел он до Екатерининского канала. И когда горячая, прерывистая струя начала течь ему в брюки, тут уж он, не раздумывая, оттолкнул Морякову, заскочил под арку, трясущимися руками разодрал ширинку и с оцепенелым блаженством стал мочиться на шершавую стену. Мимо проходили иностранцы – стадо потасканных овец и столь же пожилых, поистрепавшихся баранов, иностранцы стали смеяться над ссущим Энгусовым и что-то лопотать по-своему, по-инострански (то есть подло и никчёмно, так чтобы быть точным), и девица Морякова тоже хихикнула, но это уж было ничего. Главное – дело сделано!
Ещё вина они купили на Большой Конюшенной, распили возле Зимнего Дворца, там же поцеловались в первый раз. Энгусов сызнова захотел ссать и на сей раз сделал это с мужественной непринуждённостью: с Дворцового моста – в невскую воду.
– Проклятый цистит! – пояснил он Моряковой.
«Или – простатит, пёс его знает!» – сказал он про себя.
Разница небольшая. Но существенная. С клинической точки зрения.
В следующий раз он поссал с моста Строителей. То есть с Биржевого. Девица Морякова пьяненькая стояла рядом и косилась на его пенис. На Петроградской же стороне было проще: там много укромных уголков. Да и ссали они уж теперь на пару, по очереди.
Теперь уж они были самые близкие друг другу люди. Они знали, что Энгусов старше Моряковой на шестнадцать лет, и это никого из них не беспокоило. Он знал, что отец Моряковой давным-давно их оставил, а её мать потом бросилась под поезд в метро на станции «Пионерская», и девица теперь живёт в комнате с бабкой, но бабка парализована и лежит на антресолях, и ходит под себя (ну, то есть ходит в переносном смысле, так-то она даже не встаёт). Ещё Морякова сообщила, что холодильник у неё не работает лет десять, просто ей некогда пригласить мастера, к тому же сейчас мастера такие скоты – не хотят ремонтировать старые холодильники, говорят: проще выкинуть, чем чинить, а некоторые из них, представляешь, ещё и норовят залезть с руками в трусы («О, я-то, разумеется, не такой!» – тут промелькнуло в голове у шокированного Энгусова. Впрочем, он и холодильники не чинил.).
А вслух же сказал другое: «Я всегда полагал, что одно из главнейших украшений женщины – готовность к перверсиям!»
Сказал и сам себе удивился: что же такое сморозил! Впрочем, чему удивляться? Выпито-то немало!
– К перверсиям? – глуповато переспросила девица.
– Ну, к парафилиям! – не сдавался мужчина.
Этого слова она тоже не ведала.
– Я смешная? – отчего-то мимолётно встревожилась младая самка.
– Распущенная и не играть словами, – заверил её осведомлённый во всяческих
