И сама сделка, и возня, вокруг нее, и бесконечные дрязги между близкими и верными людьми не слишком его беспокоили, и лезть во все это без серьезной необходимости ему вовсе не хотелось. Однако, увы, следствием этих дрязг было то, чего, собственно, Президент в этой ситуации с самого начала больше всего и боялся: и явно буксующее слияние, и невразумительный антураж вокруг аукциона, и неожиданное возникновение после него на авансцене Топливной компании – все это не могло не стать поводом для появления нежелательного, а если быть точнее – крайне задевающего всенародно избранного руководителя страны, насмешливо-уничижительного тона в средствах массовой информации (преимущественно, конечно, в зарубежных, но и в некоторых отечественных, чего греха таить, порой скользнет что-нибудь такое гадкое…). Да, увы, сбывались худшие его опасения: от глупости ли, от трусости, или от излишней жадности, или еще от чего-нибудь, но близкие и верные ему люди никак не хотели учиться (или – не могли научиться) обтяпывать свои частные делишки в достаточной тишине и при внешнем благолепии. Вечно они все выплескивали наружу. Вот и это всё, с этими невыносимыми компаниями, настолько запутали, довели до такой бессмысленности и абсурда, что никак уже не получалось выставлять дело так, что все идет прекрасно и в согласии: и последние пару недель практически каждодневно эта тема полоскалась на страницах каких-нибудь газетёнок и сайтиков, и всеми, кому не лень, обсуждался какой-то высосанный из пальца конфликт в высшем руководстве страны. О, нет, конечно, никто не позволял себе (и не мог позволить! и не было причин!) выпадов в его собственный адрес; никто также и не пытался делать из происходящего каких-либо далеко идущих выводов (да и вряд ли вообще были среди журналистов те, кто это бы сделать мог); однако даже сухое изложение фактов (собирались сливаться – не слились, собирались покупать одни – купили другие… ах, будь он неладен, этот информационный век!) кричало, вскрывало страшную и позорную тайну, о которой никто, никто не должен был знать: открывало то, что в некогда великой и могучей стране теперь, под его, мудрым и искусным президентским началом, под его жестким и властным, как старательно вырисовывали это любимые телеканалы, руководством, государство окончательно и бесповоротно превращено в фикцию, его – нет как нет, а все то, что, по внешним признакам, о нем тут еще напоминает, делает это только и исключительно для того, чтобы как раз отсутствие и скрыть; а что еще хуже – не деградация промышленности, науки, медицины, образования, да и вообще всего и вся, не позорная коррупция и повсеместное жлобство, не пьянство и вырождение народа, не безвластие и беззаконие на дикарских окраинах, не превращение даже, в общем, всей уже страны в одну большую дикарскую окраину, а именно эти вот, выплывающие на свет Божий, дрязги и возня самых близких и верных ему людей со всей очевидностью свидетельствовали и о его личной, персональной недееспособности, о его никчемности,