наверное, неправильная. Не злюсь. Странное это чувство. Мам, когда вы расстались, сколько мне было? – я терзала бедную бумажную салфетку, часть которой уже превратилась в труху.
– Шесть, – ласково ответила мама, заметив, как я волнуюсь. – Я каждый день боялась, что ты будешь спрашивать о нём, что разлука с ним тебя травмировала. Ты была так привязана к нему.
– Правда? – я с удивлением посмотрела на маму. – Я забыла его. Совсем. Как будто его и не было никогда. Я даже чувствую себя предательницей.
– Глупышка! Ты удивительная девочка, которая заботилась о своей маме!
– Он сказал, что я могу ему звонить, – призналась я.
– А ты хочешь?
– Наверное, да, – я растерянно пожала плечами. – Но я не хочу навёрстывать упущенное, это как-то неправильно. А тебе будет больно, если мы с ним станем общаться?
– Ни в коем случае! – заверила мама. – Ты взрослый человек, и я рада, что вы поговорили.
Я не стала больше терзать маму вопросами. У меня было достаточно времени, чтобы изучить Ольгу Александровну вдоль и поперёк. Если у родителей нашлась причина расстаться, значит, по-другому было нельзя. Да и ни к чему это – спустя столько лет выяснять, что произошло тогда. Тонуть в рефлексии не моя любимая привычка.
Мы убрали со стола, помыли посуду, остатки ужина спрятали в холодильник. Я старалась держать небольшую дистанцию, не душевную, а физическую, чтобы ненароком не коснуться мамы и не напугать её своими глюками. Хотя, наверное, она расценила моё поведение как отстранённое.
Уже перед сном включила старый компьютер, чтобы проверить электронную почту. Ни одного личного сообщения. Только групповые рассылки по учёбе да немного спама. Кроме мамы и дяди Пети, никто не заметил моего отсутствия: ни одногруппники, ни школьные друзья.
Позвонить отцу так и не осмелилась. Один день ничего не решит, но, чтобы переварить всё это, нужно время. Легла на кровать, уставилась в потолок. В моей спальне он не такой идеально-белый, как в палате интенсивной терапии. Секунду подумала, вытащила из кармана толстовки телефон и написала сообщение Лёше:
«На свободе вкусно кормят!»
Через мгновение пришёл ответ:
«Не сыпь мне соль на рану. Уже снятся столовские чебуреки!»
Я рассмеялась, ведь и правда в нашем буфете продавали идеальные чебуреки:, в них клали так мало начинки, что они были по карману любому студенту, а золотистое тесто всегда оставалось хрустящим.
«Ты бы ещё вишнёвый кисель вспомнил!» – ответила я.
Через тридцать секунд пришло очередное сообщение:
«Такого добра и здесь хватает! Расскажи лучше, как ты пьёшь кофе?»
«Мне нельзя кофе» – напечатала я.
«Разве это можно назвать свободой?» – ответил Лёша.
Мы переписывались о какой-то совершенно неважной чепухе, пока я не уснула.
Утро началось рано: мне предстояло сложнейшее испытание на смелость и выносливость
