уехать, сейчас же! В крепость короля. Сменишь одного из дружинников, которые увезли Горемысла… И никому ни слова, даже – нашим.
Мы дождались, пока Зую отрок подвел коня. Дружинник вскочил и, сопровождаемый отроком, вскоре скрылся в воротах. Мы немного постояли, чтобы убедиться, что за ним никто не отправился следить, и поднялись в мои покои. Многое становилось мне понятным. Поэтому мы сидели с Ольгом и молчали. В дверь опять постучали. Вошел слуга и принес поднос с холодной олениной, зеленью и кувшином вина. Но ни есть, ни пить не хотелось.
– Зачем мы только мир заключили? – вырвалось у меня.
– Тише, – шепотом сказал Ольг. – Забыл про ходы?
– Они все равно не разумеют по-нашему, – махнул я рукой.
– Ушами-то да! – сказал Ольг загадочно. – А вот как Герда узнала, что несчастная женщина – христианка?
– Шпионы донесли, – усмехнулся я.
– Нет, дорогой мой Алекса, старший брат мой… – и вдруг Ольг сполз с кресла, уткнулся лицом в мой доспех и горько заплакал. «Как же он еще юн», – подумалось вдруг. Я гладил его по голове и приговаривал:
– Успокойся! Успокойся! Ты же воин! Плакать – удел женщин. А мы должны воевать…
Я налил в чашу воды, выпил. Налил еще и плеснул в лицо Ольгу. В это время затрубили рога и трубы. Не глядя на Ольга, я пристегнул меч, надел шелом…
– Тебе тоже придется быть там, – строго обратился я к нему. И вдруг, неожиданно для себя самого добавил, – а представь, каково сейчас королеве Гаафе, Дуклиде и королеве-вдове Алле?! Наконец, твоей Уирко!
Ольг встал, растер лицо руками:
– Я готов.
Мы спустились на площадь. Помост со столбом, обложенным хворостом, был окружен готфскими воинами. Моя дружина верхом на конях стояла с внутренней стороны крепостных стен. Телохранители Унгериха в полном вооружении охраняли вход в башню-дворец. Жители замка и окрестных селений уже были согнаны на зрелище казни. Наконец, вышли Унгерих, Гердерих, Герда, Гаафа, Дуклида, Алла и вся их свита. Одновременно с этим на помост вывели несчастную женщину и привязали цепями к столбу.
– Хочешь ли чего-нибудь попросить? Я – милостив. И последнее твое желание исполню, – дернул подбородком Унгерих.
– Да, конунг. Пусть твои воины положат к моим ногам тело моего мальчика, – ответила женщина.
Унгерих кивнул, и воин бросил на помост белое тельце младенца. Опять забили барабаны. Кривляясь, приплясывая, откуда-то появились восемь вчерашних шутов и шутих с горящими факелами в руках. Покружив вокруг помоста и прогорланив что-то непонятное, они обернулись к конунгу и застыли, словно ожидали приказа. И тут я увидел шутиху с… зелеными волосами.
– Действуй, Гердерих! – махнул рукой Унгерих.
– Да будет так! – крикнул Гердерих, и шуты, опять кривляясь и подпрыгивая, подожгли костер с разных сторон.
Все смолкло. Только треск разгоравшегося хвороста
