королева, королевна и королева-вдова. По бокам и сзади стояли верховный волхв, Гердерих, Герда и вся свита. Привели рыдавшую утром женщину, и Унгерих спросил:
– Как ты посмела своими воплями мешать нашему отдыху? Что у тебя произошло?
– Великий конунг, – снова залилась слезами женщина. – Сегодня ночью пропал мой полуторагодовалый сын…
Король взглянул мутными глазами на Гердериха и Герду и кивком головы дал слово.
– Какая глупость, – воскликнула Герда. – В охраняемом замке, закрытом на все ворота, никто и ничто не может пропасть!
Она резко опустила голову, прошептала что-то, так же вздернула подбородок вверх.
– Ваше величество, – повернулась она с поклоном к Унгериху, – благоволите позволить мне спуститься к ней?
Тот кивнул. Герда подчеркнуто медленно спускалась по ступеням. Глаза ее горели, тонкие ноздри вздрагивали, раненая рука чуть заметно подергивалась, кожа на лице стала еще смуглее. Она подошла к связанной женщине и… рванула ворот ее рубахи, под которым на груди оказался… крест.
– Я так и знала! – взвизгнула Герда. – Она – христианка. И сама сожрала своего младенца, как у них принято!
– Ваше величество! – из-за угла башни-дворца показался бегущий воин. Он нес что-то белое. В поклоне положил ЭТО на землю и отступил. Все ахнули. Перед королем на ступенях лежало тельце мальчика со следами многочисленных уколов в самых «рудоносных» местах.
– Я нашел его в отхожем месте, – доложил воин.
– Я так и думала! Съесть она его не успела, а только выпила кровь! – опять на высоких тонах крикнула Герда.
– Каков будет ваш суд, ваше величество? – поклонился Гердерих.
– Это твой замок, твои люди, тебе и решать. Я уверен, ты будешь судить справедливо. Такого зверства я еще не видел. Принесите мне вина.
– Пусть первым скажет верховный волхв, – кивнул головой Гердерих.
– Лучше было бы принести младенца в жертву нашим богам… Но она – не волхв! Посему ей надлежит только смерть! – стукнул посохом спрошенный.
– Сжечь ее! – опять взвизгнула Герда.
– Да будет так! – подтвердил Гердерих.
– Ты справедлив, – дернул каменным подбородком Унгерих, осушил свою чашу и поднялся с кресла.
Я взглянул на королеву Гаафу, ее дочь и королеву-вдову. Глаза их были полны слез. Поймав, взгляд Ольга, я увидел в нем печаль. Да что там?! Где-то в самом сердце своем я и сам чуял, что все – совсем не так, как визжит Герда. Но что мы могли сделать? Я развел на чреду охраны дружинников и вернулся в свои временные покои. Сразу следом за мной в дверь постучали.
– Слава Перуну, – по привычке бросил я. Вошел Ольг, и за ним – двое моих дружинников.
– Мы должны выйти на площадь! – тихо сказал Ольг. – Здесь в стенах проделаны тайные ходы, и слова, сказанные во всех покоях, многократно усиливаются и становятся слышны хозяевам замка.
Мы
