style="font-size:15px;"> Я пыталась уговорить Альтид бежать со мной, но та лишь качнула головой.– Кости у меня старые, не убегу далеко, а тебя задержу. И тогда ты потеряешь последний шанс обрести свободу.
– Но что, если Воргат поймет, что вы мне помогали?
– Тогда я с достоинством приму наказание. Да и недолго мне осталось. – Альтид выдавила улыбку. – Беги, дитя. Беги и думай только о том, чтобы выжить и вернуться домой. Живи и наслаждайся жизнью и свободой… за нас обеих.
Рабыня накинула мне на плечо сумку с едой и водой.
– Все, дитя. А теперь беги.
Усилием воли я сдержала слезы, закипающие в уголках глаз, и порывисто обняла Альтид. В благодарность и… на прощание.
Я вышла из кухни, намеренно замедляя шаг. Подавляя желание бежать со всех ног, как и завещала Альтид. Мой взгляд был прикован к входной двери – последнему препятствию на пути к свободе. А потому я не сразу обнаружила гостя дома Воргат.
Как ни в чем ни бывало, Парис сидел в кресле в гостиной. Сидел вальяжно, поигрывая ножом. И конечно, рядом с ним была странная старуха.
Я сглотнула. Казалось бы, что может быть легче – просто сделать дюжину шагов вперед. Просто преодолеть небольшое расстояние от кухни до входной двери. Но время словно замерло, а тело заиндевело.
«Иди, – приказала я самой себе. – Докажи, что ты не слабая, не безвольная, не покорная, какими принято считать рабынь».
Я сделала первый шаг – самый первый, самый сложный. Остальные дались чуть легче.
Все эти несколько дней, что Знающий находился в доме, я пристально наблюдала за ним. Отмечала малейшие детали: походку, осанку, широту шага. И сейчас, направляясь к двери, старательно копировала увиденное.
Расправить плечи и выпрямить спину – надменные Немые никогда не ходят с согбенной спиной. Делать шаг шире, подобно мужскому, стараясь только, чтобы наружу не показывались ботиночки – грубые, но узкие, исключительно женские ботиночки, которые мгновенно меня выдадут. Обуть сапоги Знающего я не могла – они просто слетели бы с меня при первом же шаге. Да и скрываться от преследователей в такой обуви будет нелегко.
Я контролировала каждое движение, стараясь идти ровно, без манерности и покачивания бедрами. Длинный, рубленный мужской шаг. Только бы не выдать истинную сущность того, кто скрывался под черным балахоном и повязкой, натянутой до самых глаз. К счастью, сами глаза – миндалевидные, окруженные ореолом пушистых ресниц – рассмотреть на расстоянии Парис не мог. Разглядеть могла лишь старуха, сидящая ближе к ней. Но ее взгляд был, как обычно, словно одурманен и обращен на молодого спутника.
Я видела, как тот поморщился при моем появлении. Едва ли не каждый человек в этом мире ненавидел и боялся Немых. Или, как в случае Париса, презирал, особенно этого не скрывая. Непросто смириться с мыслью, что твои мысли для кого-то – открытая книга.
Он же смотрит прямо на
