тождественном с чувственным впечатлением, то я не несу за это ответственности. В любом случае, эта иллюзорная жизнь вполне терпима, а видимость, как бы законна и достоверна она ни была, фактически ничем не отличается от так называемой реальности. Ужас просто основан на неправильно понятом противоречии. «Только субъективное, но не объективное» необоснованно. Это противопоставление не имеет для меня никакого смысла, – если только впечатления, одинаковые для всех человеческих чувств и, следовательно, относящиеся к одной и той же причине, не противопоставлялись бы ощущениям, которые коренятся в причине движения или появления, принадлежащей исключительно субъекту, например, некоторые впечатления цвета или звука, вызывающие прилив крови или какое-либо другое болезненное состояние органов. Если мы не хотим быть виновными в старой и часто критикуемой ошибке протаскивания соответствующих предпосылок ради желаемого результата, а воспринимаем факты совершенно объективно и безразлично к результату, то не может быть никакого сомнения в том, что вся наша жизнь и познание – это не проникновение в вещи, а обработка чувственных впечатлений, и что кроме них и созданных из них идей у нас нет ничего, кроме мысли о причине их, и что видимость, которая предполагается объективной в той противоположности, которая предполагалась выше, и является третьей вещью посредине между нашими чувственными впечатлениями и их причиной, есть простое слово, голая немыслимость.
Таким образом, видимость есть впечатление, и эти впечатления – первородное начало всякого мышления и речи. История языка также показывает нам, что первые зачатки речи не обозначали вещи, а были лишь именами для полученных впечатлений. Если мы не ставим собственность в оппозицию к движению, а представляем ее так, что последнее подпадает под это понятие, то собственность есть не что иное, как видимость, впечатление.
Первые впечатления, из которых начали развиваться разум и язык, несомненно, не были теми простейшими, о которых я только что говорил. Только теоретическое наблюдение научило нас распознавать простейшие как таковые. Чем ниже была ступень развития, тем более простые явления воспринимались и назывались общим впечатлением.
Ясно, что не только индивидуальность народа и природа страны, но и неисчислимое количество событий и обстоятельств, которые мы должны назвать случайными, сыграли здесь свою роль, чтобы привести к объединению именно этих явлений в одно понятие в одном слове и затем к постепенному выделению первоначально именно этих групп явлений.
Логика у всех народов одна и та же; различие же языков заключается не в логике, а в источнике наших представлений. Логика, позволяющая нам признать этот факт, дает лишь одно средство для обнаружения, измерения и понимания различий. Даже если сознание первых создателей языков ничего не знало о композиции простейших явлений в общую концепцию, композиция этих
