Корнилий послал его за Анисимом Пушкаревым, позвать его в кремль для какой-то надобности. Что поделать, хочешь не хочешь, а дело служивое. Хозяина в лавке не оказалось, но сидельцы, признав боярского сына, приняли его с вежеством и сказали, что сотник-де сейчас будет, надобно только обождать. Выйдя во двор, Федор увидел, как две девочки, лет примерно семи и десяти, пытаются лепить снежную бабу. Получалось у них, прямо скажем, не очень, и парень решил, что не будет большой беды, если он, ожидая Анисима, поможет им. Быстро скатав большие шары снега и поставив их один на другой, Федька слепил большого снеговика, приведя девочек в бурный восторг.
– А тебя как зовут? – важно спросила боярского сына та, что помладше.
– Федя, – отозвался он, – а вас как?
– Меня Марьюшкой, а это Глаша, – последовал ответ.
– А вы, верно, дочки господина сотника?
Младшая в ответ фыркнула, но сестра ее тут же ответила:
– Да, его! – И сказав это, отвела Марьюшку в сторону.
Тем временем вернулся сотник и, услышав о деле, с каким к нему прибыл боярский сын, стал собираться. Федька, раздумывая над странным поведением девочек, пошел к своему коню, и вдруг увидел, как по другой стороне улицы идет, шатаясь и запинаясь, пьяный монах. Дело это, надо сказать, было не так чтобы редким, но все же и нечастым. В старые времена, сказывали, для таких забывающих всякий стыд служителей церкви была даже особая патриаршая стража, подбирающая нечестивцев и отправляющая в монастырскую тюрьму. Однако патриарх пребывал в плену, а у местоблюстителя были, как видно, иные заботы. Лица его боярский сын не разглядел, но вот фигура отчего-то показалось ему знакомой. Тем временем сотник вышел из терема вскочил в седло подведенного ему слугами коня, и они с Федором поскакали в кремль.
Выполнив поручение, боярский сын отправился к караульной избе в надежде перехватить чего-нибудь горячего. Перед избой он застал тренирующихся в сабельном бое товарищей, добрую половину которых составляли пойманные на болоте разбойники. Сотник Корнилий, руководствуясь одному лишь ему ведомыми резонами, часть из них недрогнувшей рукой отправил в Разбойный приказ на расправу, других же похолопил, заключив с ними ряд. Сейчас новоявленных боевых холопов нещадно гоняли, обучая биться конными и пешими, а те, хорошо понимая, что чудом спаслись от дыбы, старались изо всех сил. Покачав головой, Федька зашел в избу и наткнулся на еще одного новоявленного холопа, а прежде разбойника по прозванию Сыч. Для того чтобы стать ратником, он был довольно стар, но Михальский, проявив не слишком ему свойственное милосердие, нашел тому работу по хозяйству. Это для Федора было совсем уж удивительно, но его мнения никто не спрашивал. Для Сыча цель прихода боярского сына была, как видно, понятной, и он, ни слова не говоря, с поклоном подал ему большой корец с горячим сбитнем. Выпив напиток, Федор замялся: по-хорошему, надо было поблагодарить, но язык не поворачивался.
