до колен», как говорили в Холмогорье, описывая сумрак при затуманенной луне, давило на него гораздо сильнее, чем он признавал. Впрочем, было еще кое-что. Вроде бы он что-то видел, но, поразмыслив, решил, что невероятное зрелище вполне могло ему и присниться.
Поэтому он промолчал, когда старый Одилий Пфиффер призвал высказаться всех, кто заметил что-то подозрительное или знает о таковом. Наступил вечер совета, и сама мысль о том, чтобы поведать об увиденном посреди толпы взволнованных квенделей, показалась Энно еще более неразумной. Сам того не желая, он чувствовал предстоящие изменения задолго до других конюхов – те только начинали подозревать, что погода ухудшится, что чей-то пони захворает или что вот-вот случится необычное, а он уже это знал. Поэтому некоторые в шутку советовали ему объединиться с мельником, который тоже умел предвидеть будущее. В эти дни Энно вовсе не хотелось смеяться, он думал о тягостной, беспросветной погоде и о том, что, возможно, видел.
Трактир перед Энно с Йорком сиял, словно очищенная от семян тыква, в которую поместили свечу, чтобы отгонять злых духов. Теплый свет лился во двор отовсюду, даже из самого маленького из окон – в эти мрачные дни он согревал души всех. Обычно, по традиции, сгущающейся темноте в деревнях радовались только свечных дел мастера, когда для квенделей наступало время постепенного прощания с летом. В трактире под липой у Вороньей деревни уже с полудня жарко пылали все лампы и свечи в подсвечниках; озаряли они и дворы, и конюшни, будто бросая вызов сумраку этих дней, высветляя все уголки старого здания.
Нигде, кроме как в знаменитом большом зале трактира, не могли собраться такие важные гости, ведь размерами и великолепной обстановкой он напоминал гостиную небольшого поместья. Этот зал всегда был главным в «Старой липе», поскольку у одной из длинных стен стоял легендарный каменный стол.
К нему вели две ступеньки, что объяснялось внушительной высотой столешницы, которая значительно превосходила рост обычного квенделя. В обшитой деревянными панелями стене напротив каменного стола размещались глубокие оконные ниши. По обеим сторонам от них располагались камины размером с дверь конюшни, с выложенными из кирпича очагами, возле которых приятно было посидеть холодными зимними днями.
На высоких стенах над каминными полками, уставленными медными кувшинами и фарфоровой посудой, сохранились фрески. Над левым камином был изображен великолепный охотничий отряд, скачущий через дикий лес с узловатыми деревьями. Считалось, что длинноногие всадники на мускулистых жеребцах принадлежат к Великому народу, и с этим изображением было связано множество преданий; по одной из легенд, охотники ехали именно через Сумрачный лес.
Фреска над правым камином изображала огромное дерево – несомненно, древнюю липу. На тщательно вырисованных ветвях висели щиты с неизвестными знаками отличия, возможно, гербами. Это походило на родословное древо, но все сведения о том, чей клан и когда заказал этот рисунок,
