за ними, если она хотела и дальше поддерживать подругу. Биттерлинг спешил за ней по пятам.
В зале их встретили звон бокалов, скрип отодвигающихся стульев, приветственные крики и громкий смех – собравшиеся явно были в приподнятом настроении.
«Наверное, я провела слишком много времени в полутьме покоев с больными», – смиренно думала Гортензия, пока они шаг за шагом приближались к столу, накрытому в противоположном конце зала, где их ожидали Бозо и Себастьян Эйхен-Райцкер.
– Побаиваюсь я этого долговязого, – шепнула Бедда Гортензии, – хоть и благодарна ему и его колдовским травам за то, что они помогают мне держаться на ногах.
За час до выхода на собрание смотритель моста вдруг появился у постели Бедды вместе с Одилием, едва она проснулась. Бедняжка испугалась, увидев диковинного незнакомца – седовласого водяного духа с великой реки. Он подмешал ей в чай зеленоватый порошок, горький и странный на вкус, а старик Пфиффер и Гортензия наперебой принялись уговаривать Бедду допить все до конца.
Всему Холмогорью было известно, что к одинокой заставе у моста в Запрутье примыкает полоса заливных земель шириной в полотенце, вытянувшаяся на сорок-пятьдесят шагов вдоль бурно текущей Холодной реки до оборонительной башни, соединенной с каменной стеной. На этих землях располагался таинственный волшебный сад Себастьяна, где тот выращивал необычные растения и лекарственные травы. Поговаривали, что летом, перегнувшись через парапет сверху, можно рассмотреть переплетение трав всех оттенков зеленого. Садовые лилии с широкими листьями и тонкие резные папоротники создавали тень, из которой тут и там сияли нежные цветы горца перечного, молочая и кровохлебки.
Если старик Пфиффер слыл знающим целителем, из чьих рук жители целой округи годами принимали лекарственные травы, то Эйхен-Райцкер, по слухам, обладал чуть ли не волшебной силой. По ночам жители Запрутья часто видели с моста его тень в одиноком освещенном окне башни: смотритель помешивал в загадочных сосудах и котлах эликсиры и снадобья, которые готовил из трав, выросших в волшебном саду.
«Сейчас те травы касаются и моей кожи», – подумала Бедда.
Она осторожно дотронулась до ложбинки под левым плечом, где ткань платья немного топорщилась. Там скрывался плоский мешочек с травами, который пришила Гортензия, повинуясь указаниям Себастьяна. Травы источали нежный аромат, напоминающий тимьянный, как сказала тогда Гортензия, сморщив нос. И теперь маленькая подушечка прижималась к уродливому красному пятну, которое осталось у Бедды после прикосновения когтистой лапы из тумана. Спина выглядела еще хуже, там темнели едва поблекшие следы, оставленные четырьмя страшными пальцами.
Снадобье Себастьяна принесло облегчение и прогнало онемение в плече, от которого по руке и всему телу распространялся потусторонний холод, будто медленно превращавший Бедду в лед. Ее сердце забилось быстрее, и она едва не лишилась чувств. Должно быть, так сказывалось благотворное
