почему-то он так сказал. – Сейчас умру, Альбина. Хватит здесь торчать, бегом к машине, и в магазин за продуктами. – И что-то вспомнив, как споткнулся, раскрытым ртом. – А – а, муж?.. – наконец он выдавил.
– Муж, объелся груш, Вадим. Он живет в деревне с дочерью. И давно. А я, сама по себе – здесь, баранку кручу, чтобы не умереть в этом бедламе сегодняшнем. Да я и забыла, есть он, или нет. Три года его не видела. Так же и дочь. Скоро школу заканчивает. Дождусь. Потом ей надо будет где-то учиться. Заберу ее от отца.
– Ну, раз так, бежим…
***
Сказать – это удовольствие любить чужого человека, значит, нечего говорить…
Альб, тоже была согласна с таким плоским изречениям. Да и нельзя было уверовать, что она до этого волшебного полета – любить, не испытала этого до Вадима. Это было бы с ее стороны не верным, а проще сказать – обманом. Что у нее не было такого волшебного полета любви с мужем, Степаном?.. Было. И не раз. Она ведь, и, правда, любила своего Степана. Слов нет, как любила. Если бы не эти, неумные сегодняшние правители, которые сегодня пришли к власти. До сих пор продолжала бы любить, и не было бы этой измены. Да и с завода, когда их уволили, перед отъездом мужа и дочь в деревню, не зря же она, Альб, специально постаралась, чтобы их последняя любовь была запоминающей и ему, и ей. Всю ночь она на его плечах проспала, с перерывами между интимами. Все, казалось, выжгла тогда, сполна. Потому она ни разу не пожалела, что так провела последний раз с мужем, зная, если он уедет, у них закроется, точно, навсегда для обеих дверь, и открыть его уже ни ей, и ни ему не в силах уже будет снова. А те короткие интимы, которые случались у нее с пассажирами – это у нее было, как потребность, и более ничего. Нечего за это её осуждать. При такой жизни в сегодняшней стране. Поэтому, на завтра он уже забывался, как и новый день. Появлялись другие – снова она перелистывала ушедшие в никуда странички, и все ждала, надеялась, когда, когда этот другой постоянный объявится на ее горизонте, и, осчастливит ее на всю оставшуюся жизнь. Но все же ей, по-человечески, жалко своего Степана, и стыдно, что она тут творит, за спинами своих родных, дорогих людей. Но, а что делать ей, что делать ей было в ее положении? Мужику понятно. Он и так мужик, не пропадет, если не больной еще головой, а бабе?.. Что осуждать ее за это? Ведь до сих пор угла собственного у нее нет. И немало уже, её года. А потащится следом за семьей в деревню?.. Имела ли она право сейчас это делать?.. Примет ли ее муж назад такую? «Ох, господи», – вздыхает она, собираясь встать с помятой постели и привести себя в порядок, пока не проснулся рядом ее новый ухажер, Вадим. Голова у нее, после этой, бурно проведенной ночи, как чугунная, трудно воспринималось, что это с нею происходит, или уже произошло с нею в эту ночь. Слова он какие-то странные говорил ей.
И почему он ей еще сказал с упреком?
– Альбина, разберись со своим. Не стоит его в тени водить.
И еще. Утром, довольный ночным бдением, прихлебывая кофе за столом на кухне, странно было ей слышать, когда он ей сказал, что он на два дня исчезает.
