меня. Я журналист. Подъезжал к этим воротам на чёрном япошке, раритетном.
Я сдержал паузу и вздыбил брови, как бы спрашивая, понял ли он все мои слова.
– Ещё движение, и это будет расцениваться как нападение.
Видимо, не понял. У меня совсем не осталось сил даже держаться на ногах.
– Сестра моя. Ну. Что ты? – промямлил, как с полным ртом жвачки во рту.
Свалился сначала на колени, а потом пришиб голову об бордюр.
***
Свет резал глаза через закрытые веки. Я понимал, что нахожусь во сне: лёгкость в районе груди и некоторая грузность тела припечатывала меня к холодной земле, которую я практически не мог осознать, но ощущал.
Вьюга протяжно напевала, не ограничиваясь в пространстве, а на лицо будто летела металлическая стружка. Наконец я смог раскрыть глаза, увидеть окружение: знакомое, считай, родное, но в ином ракурсе.
Противоречивые ощущения, что и пугали, и давали чувство облегчения. Подобное я, плутая в вечном повторении кошмара, не ощущал никогда. Обычно сердце ломало рёбра, кончики пальцев немели, а тело было не подвластно мне.
А сейчас я будто бы мог сам строить собственную траекторию, но, словно приученный, словно собака Павлова, снова лез в те дебри, где меня ждал Баварец, Йозеф, захлёбываясь в крови.
Снег скрывал следы крови, но я и без этого знал, куда идти. За стеной падающего снега за мной наблюдала сфера. А голос повторял в голове, что пора. Шёл к столбам деревьев.
– Щенок, что гонится за собственным хвостом, – закрутился голос Йозефа в голове.
Это не было похоже на диалог нынешний. Скорее вытянутый из прошлого, что похрипывает пластинкой.
– Каким ты был, – жаловался Йозеф, – таким и остался.
– Зато я не продал собственную жопу, – раздражал своего старого друга.
– Ты-то? Грёбанный лицемер!
– Фанатик, твою мать.
Мы перебрасывались оскорблениями заочно, до того, как я дошёл к обезображенному телу. Путь до него показался вечностью: коридор, что вёл к Йозефу, расширился до неузнаваемости.
– Я старался воспитать в тебе честь. Достоинство. Дал тебе будущее, твою мать! – кричал Йозеф. – А чего хотел ты?
– Выбраться из нищеты, – в сердцах сказал ему. – Чему ты жалуешься, старый хрен? Ты тянул мне руку помощи, а в итоге сам и погряз в яме дерьма. Я ли виноват, что кто-то не оправдал твоих надежд, которые не имели под собой почку?
– Выбраться из нищеты? – гоготал Йозеф, от злости прослушав всё сказанное после. – И чего это стоило? Фабрика кошмаров вместо родного города? Убитые соседи?
– Они же этого и хотели. Мрази из «Милосердия», что манипулировали разбитым обществом, их ты пытаешься огородить? Защитить от злого правительства? – пародировал я устрашающий тон, гиперболизируя его.
– Ты ведь видел всю правду.
– В чём правда, Баварец? – не сдерживался и уже кричал на Йозефа. – В чём? Ты помогал не тем. Помогал
