утро Тим ходил кормить голубей. Для этого ему приходилось проделывать целый ритуал: сначала долго разминать и растирать сонные ноги, затем ковылять до ванной и там в несколько подходов принимать душ – каждые пять минут отдыхая на специальной лавочке, прикрученной в душевой кабинке – бриться, выбирать свежую рубашку из почти десятка абсолютно одинаковых, и на такси ехать в парк. Таксисты не любили его возить, потому как от точки А до точки Б было всего пара кварталов. «Мог бы и сам дойти», – говорил их недовольный взгляд в зеркале заднего вида. Но у Тима была уважительная причина, заставляющая любого прикрыть рот – его трость, которую я подарил ему на финальном этапе реабилитации. Черная, лакированная, с набалдашником в виде черепа. Красота! Сам бы с такой ходил, просто для пафоса. Тим, когда ее увидел, рассмеялся. Сказал, что я выбрал подарок больше для себя, чем для него. Но трость принял. И с того дня с ней не расставался.
Уверен, все голуби парка знали Тима в лицо. Еще наверняка передавали своим сородичам о халявном хавчике, потому как собиралось их, как мне казалось, с каждым днем все больше. Тим всегда покупал два свежих багета в булочной через дорогу, садился на одной и той же лавочке и тонул ногами в сизом облаке из крыльев, клювов и лап, истерически теснивших друг друга, как будто это их последний завтрак. Тим наблюдал за ними с покровительственным спокойствием и методично бросал хлеб, отщипывая по кусочку, пока тот не заканчивался. А дальше просто сидел и смотрел, как бушующее сизое облако постепенно успокаивается и тает у него под ногами. Дольше всех оставались всегда одни и те же пять-шесть голубей, которые упрямо ходили взад-вперед и поглядывали на Тима вечно голодными круглыми глазами, пока тот брал в руки трость и отправлялся в обратный путь.
Сколько я ни пытался, а все никак не мог понять, зачем ему это все. Глупое, бесполезное занятие, высасывающее из него последние силы. Уже год прошел с той аварии, пора бы уже освоиться, приспособиться. Сложить в коробки вещи покойной жены и, если не выбросить, то хотя бы убрать с глаз. Найти работу. Не для заработка, а просто, чтобы иметь в жизни какую-то цель. Сейчас куча людей работают удаленно прямо из своей спальни. Или выбрать какое-нибудь хобби. Словом, пора было возвращаться к жизни. Но Тим на это только пожимал плечами и переводил разговор на какую-нибудь отвлеченную ерунду. И лишь тема будущей операции его немного оживляла. Смысл ее был в том, чтобы сделать позвоночник более устойчивым, тогда бы ноги перестали так сильно болеть. И, возможно, что-нибудь да наладилось бы.
– А как же твоя шикарная трость? – пытался шутить я.
– Буду ходить с ней для пафоса, – улыбался Тим.
Но улыбка у него была какая-то блеклая, ненастоящая.
Но операция не помогла. Наоборот, стало только хуже. Врачи разводили руками и все, как один, говорили о том, что инвалидность – не приговор. Что ко всему можно приспособиться. Что миллионы людей в его положении ведут полнокровную, счастливую жизнь. Словом, они говорили ему все тоже самое, что твердил ему я весь
