что отдал – вернётся, Учкун! – ответил Эркин. – У этих сусликов отцы коршуны, и они здесь хозяева. Когда-нибудь они вырастут, а мы поведём здесь свои караваны …
***
Караван встал большим лагерем недалеко от реки. Около пяти сотен верблюдов и полторы сотни лошадей. Шатров не ставили, потому что стоянка намечалась быть не долгой и вокруг царила благодать. Небо до самого горизонта протянулось безоблачным лазоревым сводом. К сумеркам оно окрасилось тёмно-алым цветом, и духи степей пустили на волю ветер, но он не принёс за собой дождь, а лишь потрепал бунчуки на сёдлах и сильнее раздул костры. Воины встали вокруг лагеря четырьмя караулами по сторонам света. Здесь их встретили с миром, но близилась тёмная степная ночь, вечно таящая чьи-то нечистые помыслы: в пути случалось всякое… Купцы постарше залегли в тени лёгких навесов, дремали, расслабляли спины, купцы помоложе деловито расхаживали, распоряжались обустройством. Верблюдов гружёных тяжёлой ношей разгрузили, дав полноценный отдых, и пометив груз, других с легкой поклажей пустили пастись не разгружая. Усталые животные, привыкшие к монотонности переходов, не стремились разбегаться, и, получив свободу, просто усаживались на месте. Погонщики неторопливо поднимали их, собирали в группы, затем, также неторопливо водили на водопой, это затянулось надолго. Когда наступил поздний вечер, суета в лагере, наконец, утряслась: верблюды, сев на животы, отрешённо нажёвывали жвачку, лошади щипали траву, люди вкушали нехитрую походную снедь, пили чай, тихо разговаривали или просто отдыхали вокруг костров.
Начин и Балта, вновь встретились поздним вечером и, укрывшись в зарослях прибрежного ивняка, издалека долго наблюдали за лагерем. Теперь их было двое, и они набирались храбрости: бывать в гостях у инородцев им ещё не приходилось. Любопытство и жажда открытий, наконец, превозмогли опасения.
– Ну, что, пойдём? – спросил Балта.
– Пойдём, – ответил Начин.
Они тихо тронули коней в направлении лагеря. Бескрайняя и безлесная степь вокруг лежала ровным желтовато-зелёным ковром. За исключением поросших кустарником, изгибов и островков Хэрлэн гола, вся местность здесь хорошо просматривалась на огромное расстояние. Воин из караула заметил их издали и внушительно поднял копьё.
– Хвала Великому хану! Кого ищите? – с примесью чужого говора окликнул он.
– Хвала Великому хану! – как старший отозвался Балта. – Мы к Эркину. Он звал.
Воин спокойно кивнул и махнул рукой в направлении костров на западной стороне лагеря – пропустил. Мальчуганы обошли большую стоянку краем и спросили Эркина ещё раз, им указали на костёр неподалёку. Казалось, никто не обращал на них внимания, но впечатление было обманчивым, их провожали косыми взглядами. Трудные дороги гор и степей приучили людей опасаться пришлых чужих, будь то женщины, старики или дети. Затаённая ненависть, отчаяние нищеты толкали людей на разные безрассудства. Однако добрых гостей чтили всегда: Эркин встретил их с улыбкой, радушно раскрыв руки, и уступая место у костра.
