почему!?
Бродила в лугах, что видны из наших окон. Перебралась по мостику через Снежку, долго шла по полевой дороге, потом свернула к стогам, присела возле… и все думала, думала: люблю ли Юрку?
И был теплый сентябрьский день. Сжатое поле ржи, разогретое солнцем, пахло соломой, а над ним серебристыми нитями поблескивала паутина. Тихая, отстоявшаяся благодать природы… Но как же смутно было на душе!
Потом брела по берегу к плотине. Над ее темной, уже неприветливой водой, устало свисали лохматые тростники, пахло рыбой. Потом опять сидела на берегу, смотрела на лениво текущую воду и… странно! Душа моя наполнялась покоем, словно эта тёмная, уставшая за лето вода, принесла ответ на мучивший вопрос: значит, не люблю Юрку, если так мучительно думаю о нем.
Какое ослепительно белое утро!
Они, снежинки, падали и падали, словно стараясь сокрыть следы неопрятного человеческого жития.
Жаль, что скоро растают, – ведь только начало ноября.
Почему человек так одинок?
Мой сон:
Я – ни то в Москве, ни то в Ленинграде… ночь, улицы пусты, мне жутковато, зябко, но стою на трамвайной остановке и жду Юрку… должен выйти во-он из того здания. Ну, вот и он… но выходит не из здания, а словно проявляется, как на фотокарточке… и почему-то – в длинной-длинной шинели… приближается… делаю шаг навстречу, протягиваю руки, но он проходит мимо… с опущенной головой. Но вот и трамвай… и он становится на его ступеньку, трамвай беззвучно трогается… хочу окликнуть, но не могу, хочу сделать шаг вослед, и не делаю. А трамвай уже медленно удаляется, размывается, тает вместе с Юркой, но во мне нет отчаяния… вроде бы так и надо… так и надо.
Если об этом сне расскажу маме, то скажет: «Расстанетесь вы с ним».
Но не расскажу. Уже расстались.
Через семь лет:
Любопытно! Когда-нибудь… лет эдак через тридцать, прочту эти грустные строки о своей первой любви и какие чувства пробудят во мне? Будет ли то скорбь о прошедшей молодости или привычная грусть уже никого не любящей женщины? А, может, нацепив очки, буду лишь удивляться той пылкой влюблённости?
Юрка… Вначале прислал открытку, – для него я осталась прежней, – а недавно приезжал к друзьям в Карачев, был и здесь. Встретились.
Стал чужим.
На второе свидание не пошла, но Ася передала его слова: «Надеялся, что Галка уедет со мной». А во мне это его признание не пробудило никаких теплых чувств.
Грустно.
Но до сих пор – вдруг, иногда: иду по аллее парка, под ногами шуршат еще не истоптанные желто-бурые листья, а я смотрю на них и замираю от счастья, – счастья любви.
Или: мы сидим на лавочке возле нашего дома, перед нами за обрывом, за речкой – луга, покрытые туманом, – словно облаками! – над ними висит огромная луна, он целует меня и во мне вспыхивает какое-то новое чувство: сладостное, томящее, но и до отчаяния грустное.
Если бы писала о Юрке только по воспоминаниям,
