обдумал ее вопрос.
– Точно не знаю.
Пола отошла и собралась было сесть на диван, но я показал ей на стул. Мне хотелось, чтобы мы сидели лицом к лицу и могли смотреть друг на друга.
– Что случилось?
Вернувшись домой, я без конца прокручивал в голове все случившееся и гадал, как поведать о нем Поле. У меня было несколько часов, чтобы продумать свой рассказ и попрактиковаться в нем, но все же, когда настало время говорить, получилось как-то невнятно. И все же я решил не останавливаться: авось дальше дело пойдет более гладко.
– На чердаке… помнишь тот старый оружейный шкаф?
– Ну да.
– В нем около двух миллионов долларов.
– Ты банк ограбил?
– Сомневаюсь, что во всех банках Локсбурга, вместе взятых, наберется такая сумма.
– Пожалуй, ты прав.
– Но на чердаке лежат два миллиона. Наличными.
Пола засмеялась.
– Спорим, вы сегодня гуляли всей пожарной командой? – спросила она. – Я ехала мимо бара «У Макси», там акция: два напитка по цене одного. Зная тебя, можно подумать, что ты купил восемь по цене четырех! Молодец, герой. Заслужил.
– Пола, по-твоему, я пьян?
На мгновение она включила свой медсестринский взгляд, чтобы всмотреться в меня.
– Вроде нет.
– Тогда слушай. Когда я вбежал в горящий дом, там был мешок. Набитый деньгами.
– Чьими деньгами?
– В комнате никого не было. Я оказался там первым. Ну и спрятал мешок в кузове. А потом привез домой.
– Но зачем ты взял деньги? Разве место им не в полиции?
– Полиция о них понятия не имеет. И никто другой тоже. Только ты.
– Чьи это деньги?
– Мои.
– Нет, не твои.
– Теперь мои. Через десять минут после того, как я выбрался из дома, там одни угольки остались.
– Но деньги ведь кому-то принадлежат.
– Наверное, это навар от продажи наркотиков. Если отдать деньги копам, они запустят туда лапы, а потом перешлют остатки дальше, какому-нибудь политикану, который сделает то же самое.
Пола встала. Взяла свою сумочку и ключи от своей машины.
– Так, давай-ка вместе поедем в участок. Прямо сейчас. Скажешь, что не сообразил сразу, как поступить. И что ты был…
– Я не собираюсь отдавать деньги.
– Они не твои! Это неправильно!
Я не сдержался и фыркнул.
– Тут не может быть никакого «правильно» или «неправильно». Как вышло, так и вышло. Я тут шесть часов просидел в размышлениях.
– У меня есть право голоса?
– Конечно, есть. Только пойми: если я сдам сейчас деньги, меня арестуют. А если и не арестуют, из пожарной охраны точно выгонят.
– Ты же волонтер, так что какая разница.
– А если об этом узнают у меня в мастерской, что тогда? Я тебе скажу: меня уволят.
Заметив, что она
