тобой – чувствую. Но… подумай вот о чем, Пола. Мы можем продать дом. Поехать во Флориду или в Калифорнию, купить что-нибудь поменьше и посимпатичнее, никогда больше не работать…
– Мне нравится моя работа!
– Тогда работай! С деньгами можно сделать много полезного. Инвестировать их и жить на проценты. Заниматься благотворительностью. Да мало ли что еще!
Она по-прежнему была настроена скептически, но вроде бы начала прислушиваться ко мне, пока я не испортил дело опрометчивым предложением:
– Просто поднимись на чердак и посмотри на эти деньги.
Жена тряхнула головой, словно хотела избавиться от мыслей, которые, кажется, начали пускать корни в голове под влиянием этого диалога.
– Нет. Не хочу я их видеть. Они не наши. И чем дольше ты будешь держать их у себя, тем глубже влипнешь в неприятности.
– Да кто узнает? Полиция? Ребята из пожарной команды? Никто ничего не видел. Даже если кто-нибудь предполагал, что внутри были деньги, дом-то сгорел. И если у пострадавшего были дружки, они тоже так подумают.
– Но сам-то он тебя видел. Тот парень.
– Он был почти в агонии, ничего не соображал. Не знаю, что он видел. И что запомнит. К тому же ты сама сказала, что он может не пережить эту ночь.
Пола отвергала каждый мой разумный довод, и сколько я ни пытался ее убедить, ничего не выходило. Еще полтора часа мы пережевывали одно и то же, продолжая спор. Жена то и дело выходила из себя, а я раздражался настолько, что начинал покрикивать от злости. Наконец мы пришли к шаткому перемирию и решили лечь спать, а завтра продолжить. Дело шло к четырем часам.
В кровати жена еще час вертелась с боку на бок. Разумеется, я знал об этом, потому что тоже не мог уснуть. Едва я вроде бы начинал проваливаться в сон, мысли возвращались к деньгам на чердаке. И эти мысли то радовали, то пугали, и так без конца, снова и снова.
На следующее утро мы проснулись и, не перекинувшись ни словом, отправились на кухню варить кофе. И первым делом Пола, словно продолжая ночной спор, спросила:
– А если парень выживет? Если он поправится и вспомнит, что видел, как ты взял деньги?
Келли
Я позвонила доктору Леннарду и сообщила, что везут пациента с ожогами. Леннард был главным врачом больницы, и, что в данном случае еще важнее, у него имелся опыт работы в ожоговом отделении во время ординатуры в Питсбурге. Однако даже он дышал сквозь стиснутые зубы, когда осматривал нового пациента: похоже, на спину пострадавшему попал какой-то пылающий химический состав. Местами плоть сожгло так, что стал виден позвоночник и вздувшийся пузырями подкожный жир. Обгоревшая кость приобрела мерзкий красно-коричневый оттенок. И воняло все это отвратительно, как смесь паленой пластмассы и пережаренных гамбургеров.
Доктор Уиллис ассистировал, и мы втроем усердно трудились, стараясь стабилизировать пациента. Для провинциальной больницы мы справились весьма неплохо – во всяком случае, подготовили пациента к перевозке
