людей. И не только учёных, писателей, музыкантов, художников, инженеров, но и детей, из которых можно лепить всё по своему образу и подобию…
– Я так и знал, – упавшим голосом отреагировал на услышанное Альберт. – И деток они ваших обрабатывают морально…
– Прежде всего, психологически. А это, как ни крути, уже преступление. Но найти грань между педагогической деятельностью и психологической обработкой, то есть между той же пропагандой всего американского и внушением, гипнозом не так-то просто. И мне, признаюсь, такая задача не по плечу. – И участковый с надеждой посмотрел на журналиста.
– Ну, во-первых, для твоего успокоения признаюсь, что я тоже, как и ты, успел и пороху понюхать, и в военном госпитале поваляться, – доверительно сообщил Альберт и с этими словами разжал ладонь, с которой блеснула серебром медаль «За отвагу». Николай сразу весь как-то расслабился и посветлел лицом. И видно было, что этим признанием Альберт снял все больные вопросы. – А во-вторых, я проведу санкционированное журналистское расследование, и ты можешь мне помочь, если захочешь, конечно, – без всякой засветки, так сказать, вне основного рабочего времени. И, в-третьих, сдаётся мне, что как только я разворошу это змеючье гнездо, тут может начаться и такое, что входит в зону твоей должностной ответственности.
– Даже так? – Спросил несколько озадаченный Николай.
– Чёрт его знает… С одной стороны, может, я и преувеличиваю, но с другой – подстраховаться не помешает.
– Это уж точно. Без страховки и с бандитами не работали, а уж с Дядей Сэмом… Их там, в Оклахоме, как ты говоришь, наверное, ни один месяц натаскивали, а мы тут все, считай, с ходу работаем, без всякого прикрытия и поддержки. Если провалимся, то ударят сразу и чужие, и свои родные.
– Свои – больнее всего, – согласился Альберт и налил капитану полный бокал медовухи. Первую, не чокаясь, как всегда, выпили за тех, кто уже не вернётся. Няня Груня наварила крупных деревенских яиц, нажарила духмяных золотых линей и накрошила салата из огородных овощей и зелени. Вторую, как водится, – за хозяйку дома. А потом – и за тех, кто в карауле, и за успех их «безнадёжного дела», и за сотрудничество органов и СМИ… Словом, на следующее утро Альберт проснулся во дворе на раскладушке искусанный комарами, с больной головой и характерной сухостью во рту.
Взгляд из кустов
Солнце уже осветило противоположный берег речки и крайние дома села, когда Альберт, раздевшись до плавок, подошёл к садовой кадке и стал обливаться из ведра. Фыркая и вопя под холодными струями, он успевал в то же время улавливать боковым зрением тёткины передвижения. А она времени даром не теряла: спустилась в погреб, откуда достала свежего самодельного масла и холодной простокваши, мочёных яблок и понравившегося Альберту по приезду хлебного кваса. Потом, пока племянник чистил зубы, няня Груня развела самовар и нащипала в огороде мяты. Чаёвничали
