к другим ящикам. Зажмурив глаза на пару секунд, слегка потряс головой.
«Действовать! Действовать. Действовать…» Выдох.
В темноте раздевалки, представлявшей из себя плохо проветриваемую каморку с кафельной плиткой на стенах, нащупал, не совсем сразу, выключатель. Зажег лампочку. Окинул взглядом жестяные шкафчики для одежды. Обычно свет в раздевалке горел постоянно, так как или кто-то из поваров курил при нем, или звонил по телефону, но сейчас, за отсутствием народа, электричество сберегалось. Как и день изо дня, снова открыл свой шкафчик, который даже и не запирал на замок уже с месяц. Ну а брать с меня стало нечего еще задолго до того – наличку при себе больше десяти евро не таскал.
По своему обыкновению я аккуратно снимал, не развязывая узел, свой любимый антрацитовый узкий галстук, как у героев фильмов Тарантино. Потом рубашку для работы, надевал поло. Затем, уложив все в рюкзак, просто орошал себя деодорантом.
Ну а сейчас разве что надел не поло, а легкомысленную светло-синюю футболку с принтом лоскутных воздушных шаров и надписью по-американски: «Настройся на лето». Все свои поло я постирал вчера вечером, и их нужно было по возможности погладить и уложить в багаж. В остальном те же самые привычные движения и жесты. Ничего такого, чем бы я мог выдать нарождавшееся знакомое чувство, что и сюда тоже больше не вернусь.
Присел на деревянную скамью. Вытянул перед собой руки. С минуту рассматривал, какие они бледные, так как позагорать этим летом мне не довелось, с просвечивающимися повсеместно венами, с парой-тройкой стародавних шрамов, с маленькой кривой недоделанной наколкой, совсем полинявшей от времени.
«Не вернусь!» – влетело в одно и вылетело из другого уха. «Отомри», – скомандовал я сам себе, усмехнувшись личной заторможенности и задумчивости. Встал и направился к раковине, чтобы помыть руки и сполоснуть лицо.
Глядя на свое отражение в зеркале, отметил, что действительно похудел и почти утратил прежнюю среднерусскую округлость лица. Из-под щек проглядывались скулы, отчетливо обозначился подбородок, и уже в единственном числе. Провел по левой щеке ладонью, ощутив шершавость полуторадневной жестковатой щетины. Сегодня не стал бриться, собираясь на работу с утра. Последний день все-таки. Решил, что могу себе позволить. Прикрыл глаза и окатил лицо холодной, жестковатой водой из крана. Глубоко вздохнул. Раздался легкий звон в ушах.
На мгновение зудящая возня мыслей прекратилась, и я ощутил какое-то освежающее облегчение на сердце. Покой. Разреженность. Так иногда бывало после долгого рабочего дня при наступлении сумерек, так иногда бывало в лесу, так иногда бывало, когда я лежал и, засыпая, смотрел на звездочки и искорки. И так иногда бывало в церкви.
Хотел бы я однажды утвердительно произнести про себя, что умею погружаться в хоть сколько-нибудь отдаленно подобное состояние по моему велению и хотению.
Выдохнув, открыв глаза и первое время не сумев, видимо, сфокусировать зрение, стоял, замерев, пытаясь рассмотреть, как вода стекает по
