рассматривали судебное преследование; поскольку сами не верили в языческую мифологию. Они были вполне готовы использовать свое остроумие, чтобы превратить языческое поклонение в презрение; и все же они не могли указать «более превосходного способа» религиозного служения. В Афинах философия продемонстрировала свою полную неспособность сделать что-либо эффективное для реформирования популярного богословия; и ее профессора пришли к убеждению, что, поскольку распространенное суеверие оказывает огромное влияние на умы масс, мудрецам нецелесообразно лишать его дани внешнего почтения. Речи Павла были весьма далеки от лестных для тех, кто так высоко ценил себя за свой интеллектуальный прогресс; ибо он спокойно игнорировал все их спекуляции как глупость; и, хотя он предлагал свою собственную систему с величайшей уверенностью, он в то же время поддерживал ее аргументами, которые они были полны решимости отвергнуть, но не могли опровергнуть. Совершенно очевидно, что они в какой-то степени находились под влиянием досады и раздражения, когда замечали его отклонения от установленной веры и применяли к нему эпитет «болтун»; но Павел был не тем человеком, которого можно было унижать ни иронией, ни оскорблением; и в конце концов было сочтено необходимым предоставить ему справедливую возможность объяснить свои принципы. Соответственно, утверждается, что «они схватили его и привели на Марсов холм, говоря: «Давайте узнаем, что это за новое учение, о котором ты говоришь, ибо ты доносишь до наших ушей некоторые странные вещи, поэтому мы хотим знать, что означают эти вещи».
Речь, произнесенная Павлом по этому памятному случаю, часто восхищала своей тактом, энергией, глубиной и верностью. Отдавая афинянам полное доверие за их благочестивое чувство и избегая любых острых и саркастических нападок на нелепости их религиозного ритуала, он умудряется представить такой очерк выдающихся черт христианского откровения, который мог бы убедить любого беспристрастного и умного слушателя в его несравненном превосходстве как над учениями философов, так и над баснями язычества. В самом начале своих наблюдений он проявляет немало ловкости. «Мужи афинские», сказал он, «я вижу, что во всех отношениях вы весьма далеко заносите свое религиозное почтение; ибо, проходя мимо и осматривая предметы вашего поклонения, я нашел жертвенник с этой надписью – Неведомому Богу, Которого вы, следовательно, поклоняетесь, хотя и не знаете Его, но Его возвещаю вам». Существование в этом городе надписей, таких как приведенная здесь, засвидетельствовано несколькими другими древними свидетелями, а также Павлом, и алтари, таким образом отмеченные, по-видимому, были возведены, когда место было поражено некоторыми странными и беспрецедентными бедствиями, которые божества, уже признанные, как предполагалось, не могли устранить. Слушатели апостола не могли быть недовольны утверждением, что они занесли свое «религиозное почтение очень далеко»; и все же, возможно, они едва
