и обнял крепко-накрепко тигра. – Вот, Ираклий. Этому господину, вообрази, я жизнью обязан.
Тигр тягуче, нараспашку, зевнул, давая понять, что аудиенция, пожалуй, того, завершена.
– После вас, гости дорогие, – сказал нам Баранов, терзая Ираклия борцовскими нежностями. – После вас.
Безупречный Максуд лязгнул дверцей в решетке, и мы снова оказались по ту сторону металлических прутьев, куда клыки с когтями, похоже, дотянуться не могут. Вот и Баранов шагнул к нам оттуда, из огненных объятий, и дверцу наконец прочно заперли на два или три пудовых запора.
– Ну как, Александр Иваныч?
И Санька, славный малый, отмолчался, потупившись.
Мы перевели дух.
– А как ты спас дядю Баранова? – спросил Саня.
– А никак. Это он нагнетает.
– А зачем? А куда?
– Да в пафос, чтоб ему!
И растолкован был тут же пафос как «пропихивание важности в затеи пустяковые».
– Ну протащил на себе пару метров со скуки, а он всё простить не может.
– Шутишь? – спросил Саня.
– Пару метров, Александр Иваныч, – сказал Баранов, – это версты три, чтоб ты понимал, в темноте промеж чужих по каменной осыпи да контуженным.
– А я понял, – сказал Саня. – Я, дядя, понял.
И Баранов глянул ему в очи не как на тигра и не как на меня, а как на Александра Ивановича.
– Зови меня Слава. – сказал он.
– Слава, – сказал мой сын. – Было очень мне страшно. А теперь мне очень весело.
– Главное, Александр Иваныч, чтоб пригодилось.
– И не выболтай, – пропел я свою арию. – Для себя, сынок, сохрани.
– А я никому, – сказал Саня. – Мама нас не погладит, да?
– Ну, ты ж знаешь. Ей нельзя волноваться.
А Баранов сказал:
– Да, болтать не стоит.
И звонко хлопнул в ладоши, как укротитель. Мы распрощались с Максудом в мундире при кобуре и отправились по злачным местам.
11
Мне нужно было принять решение. И решение это, пожалуй что, было непростым. Телефонный разговор, состоявшийся у меня несколькими минутами ранее с мамой Александра Ивановича, поставил меня перед дилеммой.
– Ты опять за своё, – сказала мне в трубку женщина, утратившая со мной на пути радость жизни. – Тебе лишь бы, – сказала она. – Только начал, и вот уже.
Таковы были её первые выводы касательно известия о том, что в цирке мы, ты стой, не падай, встретили самогó Баранова, того сáмого, а не какого-то другого.
– Не смей тягать Сашу по дружбанам.
– Лида, – сказал я. – Лид, послушай.
– Я что, не слышу? Домой давайте. И не городи мне околесицу! Мореход новоделанный.
И гудки.
Возле цирка в свете фонарей и гирлянд падал наискось мокрый снег, сверкая радужным крошевом. Здесь
