через две старик Есаков сказал Инне в садике:
– Конечно, ваши родители со мной ни в коем случае не согласятся и даже назовут меня гитлеровским агентом. Но вы дама разумная. Так вот, боюсь, что вся эта эскапада закончится к Новому году в нашей милой Москве. Нас, вернее, вас поставят на колени. Я человек сугубо статский, но для того, чтобы понять, кто наступает, а кто драпает, не нужен ни Клаузевиц, ни Кутузов. Финита ля комедия!
Инна молча пошла домой. Отец угрюмо пил чай из пиалы. Мать жарила лепешки.
– Чего этот поганец тебе врал? – спросил Матвей Романович, сдувая чаинки в пиале. – Не могу видеть его праздничное выражение лица.
Инна Матвеевна потянулась всем телом, кошачьи зрачки блеснули зеленым. А знойной ночью, жалея своего тихого Гришу, пошла на свидание к Жоржику Палию, соученику по школе. Свидание под звездами заключилось коньяком в квартире Жоржа и ее тихим вопросом:
– Что же теперь будет?
Палий лежал рядом с ней – огромный, прохладный, мускулистый, – сладко затягивался папиросой, косил на нее еще распаленным взглядом.
– Тебе надо здесь пустить корни, – произнес он низким голосом и вновь притянул ее к себе. – Крепкие корни, – услышала она, он опять медленно поцеловал ее, – слышишь, крепкие?
Она слышала, она все слышала…
И знала – Палий сделает, тут с ним считались, у него была бронь, «броня крепка, и танки наши быстры», как пропел Палий, так почему же не устроить все с максимальными удобствами для них обоих? Ведь война продлится не день, не два. Зина – жена Палия – осталась где-то под Львовом, Горбанюк, наверное, погиб или погибнет…
На этой же неделе Жоржик навестил семью Боярышниковых. Он был в бледно-желтом чесучовом костюме, в чесучовой же фуражке, красивый, быстрый, легкий, спешащий. На полуодетую Инну он как бы не обратил никакого внимания, но Раисе Стефановне поцеловал руку, а Матвея Романовича обнял. Это был добрый товарищ по школе, свой парень и никто другой. Впрочем, Инна заметила его взгляд на себе, мгновенный, иронически-ободряющий, и ей даже холодно стало – так вдруг вспомнился рассвет и недопитая бутылка на столе, страшные, горильи его мускулы и слова о том, что «броня крепка, и танки наши быстры»…
– Короче, Инка, завтра пойдешь по этому адресу, – сказал он, протягивая ей листок из записной книжки, – спросишь указанного товарища. Конечно, через бюро пропусков…
– Могу полюбопытствовать, что за работа? – осведомился Матвей Романович.
– Работа – лечебная, – кратко ответил Палий.
От чая он отказался – спешил, не то было время, чтобы чаи распивать. Инна проводила его до калитки. Здесь он велел:
– Сегодня. После десяти. Прямо ко мне.
Она кивнула и вернулась. Листок из записной книжки Жоржа лежал на столе, отец внимательно его изучал.
– Странно, – сказал он брюзгливым
