когда еще полон сил, собирается много друзей, родственников, как на свадьбу. А на восемьдесят и друзей мало осталось в живых, да и родственников поубавилось. Остался только близкий семейный круг – жена, дети, внуки.
Нина Васильевна в новом темно-красном байковом халате уже накрыла стол. Посередине стояла, сверкая в дневном свете белой фольгой, бутылка шампанского. Рядом – бутылка пшеничной самогонки.
– Ты сегодня прямо как жених, – обнимая деда, похлопал по плечу Саша.
– А ты как думал, внучек!
– Он еще молодой и бодрый, – улыбался Владимир, помня недавний разговор с матерью.
– Ты знаешь, сынок, у меня молодость была убита войной, а старость – перестройкой.
– Это точно, – простонал Анатолий, почти падая на диван от усталости.
– Вот так всю жизнь. Работал не покладая рук, а теперь на пенсии. Правда, на пенсию не обижаюсь. Хорошая пенсия, хватает нам с бабкой. Да еще детям немного помогаем. А ты что-то, Анатолий Николаевич, сегодня тяжелый.
– Я? – удивился Анатолий. – Да вроде бы ничего, с утра было маленько.
– Это он, дед, с «Господами офицерами» засиделся до полуночи, – усмехнулся Саша.
– А что делать, – хмельно язвил зять. – Я что виноват, что зарплату жене водкой да рубероидом дали. Рубероид, его ни выпить, ни съесть нельзя. Только пропить можно. Ну а водку, ясное дело…
– Да… Что творится, – покачал лысой головой Василий Петрович. – Я этих демократов не пойму, партий каких-то навыдумывали: «Яблоки», «Любители пива», а я смотрю, ничего не понимаю, по-моему они все на одно лицо. И все что-то ругаются и ругаются между собой. Выборы что ли скоро, сынок?
– Да вроде бы в ближайшее время не намечается, – пожал плечами Владимир.
– Значит, что-то не поделили, кто-то, видно, больше украл, чем остальные.
– Вот это правильно, наконец о деньгах заговорили, а то все о политике. Кому она теперь нужна? – тяжело дыша, проговорил зять.
– Прошу за стол, – перебила Любовь Васильевна, – а то разговорились что-то.
– Ты смотри, сильно не увлекайся, – наставляла Анатолия жена. – Домой еще надо идти.
– Ну что ты, я меру знаю… Так, ради приличия немного.
Владимир первым произнес тост за здоровье отца, пожелал ему всех благ, счастья и, конечно же, за родительский дом, который всегда светился желанными окнами и где рады тебя видеть в любое время. Мать слушала и не сводила с сына усталых, ослепленных счастьем глаз.
– Спасибо, сынок! – душу старика распирала гордость. Посидел немного, тяжело вздохнул.
– Вот такая жизнь пошла. Я понимаю так: партия – это должно быть солидно, как наша КПСС была, где порядок, дисциплина во всем, ответственность перед народом за свои дела и поступки.
– Это так, – поддержал Анатолий, лицо его раскраснелось, самогон вступил в голову, – но и сейчас жить можно, были бы деньги.
– Нет! – резко ответил Василий Петрович. –
